Мир поздней Античности 150–750 гг. н.э.

Константинополь стал целью амбициозных провинциалов, которые происходили из значительно более отдаленных краев, чем центральные греческие регионы, откуда набиралась традиционная бюрократия. В конце V века Даниил, молодой сириец из Месопотамии, следуя в Иерусалим, чтобы посвятить себя аскезе, получил в видении указание идти вместо этого в Константинополь: со всеми его великими церквями и собранием мощей «царствующий град» стал «святым градом». Менее духовные молодые люди тоже принимали подобное решение: едва Даниил устроился на столпе – в подражание сирийским практикам Симеона Столпника, – как уже болтал по-сирийски с земляком с Востока, ставшим кравчим императора! Эти одаренные иммигранты определяли историю Константинополя в конце V века. Императоры не могли обойтись без новой закваски процветания и таланта вдоль границ классического мира. Империи Константинополя недостаточно было стать греческой: ей надлежало отправиться на тщательные поиски идентичности Восточной империи в истинном смысле этого слова. Культурные и богословские бури, занимающие столь важное место в церковной истории конца V – начала VI века, являлись неотъемлемой частью стремления космополитического общества Восточной империи к равновесию.

«Единственная максима обширной империи – мудрое и здравое безразличие» (Э. Берк)147 совсем не может быть приложено к жителям провинций империи V века. Египет, например, оказался в центре культурной жизни. Его более состоятельные крестьяне и верхушка жителей небольших городов были типичными провинциалами нового восточноримского общества. Они с нуля создали колоритное и своеобразное полуклассическое искусство – коптское искусство. Наиболее типичным творением египетских христиан этой эпохи была икона: абстрактное, упрощенное изображение, на котором мог сосредоточиться молящийся, глядя прямо в пронзительные глаза духовного отца – Мины, Антония или другого героя египетского христианства. Египетские патриархи – Феофил и Кирилл – лидировали в греческом мире. Эфесский собор 431 года, утвердив, что Мария является Theotokos – «Той, что родила Бога»148, – санкционировал религиозную ревность коптов, поклонявшихся ей в этом качестве – кормящей младенца Иисуса. Этот прототип одной из самых умилительных сцен средневекового искусства являлся коптским переложением сюжета об Исиде, кормящей младенца Гора.

Илл. 34. Отец веры: икона аввы (apa) Авраама. На местном уровне лидеры монашества становились объектами глубокой личной преданности, к ним обращались как к третейским судьям в богословских спорах VI и VII веков – поскольку они считались наставниками мирян и хранителями традиций веры. Темпера на деревянной основе, VI–VII века, Бавит, Египет. Bode-Museum, Берлин.

Илл. 35. Божия Матерь: языческая: Исида, кормящая грудью Гора. Коптская фреска, III в. University of Michigan Library Digital Collections.

Илл. 36. Божия Матерь: христианская: Мария, кормящая грудью Христа. Фаюмское надгробие V–VI века, Египет. Skulpturensammlung und Museum für Byzantinische Kunst, Staatliche Museen zu Berlin / Государственные музеи Берлина.

Илл. 37. Сирийский успех. Монастырь, организованный вокруг столпа святого Симеона Столпника, ставший местом паломничества. В архитектуре выдержан пламенеющий стиль конца II века (ср. илл. 1), но на сей раз император демонстрирует преданность не родному городу, а местному святому. Главный портал южного фасада Калъат-Симъан, ок. 480 года. Фото: Bernard Gagnon / Wikimedia Commons. CC BY-SA 3.0.