Мир поздней Античности 150–750 гг. н.э.

В первую очередь имперская администрация привела государство к единообразию: люди платили налоги и молились об успехе императора вне зависимости от оттенка их богословских взглядов. Купец из Александрии мог получить деньги по чеку в Константинополе – услуга, которую ни одно средневековое государство не могло предоставить ранее Китая XIII столетия. В культуре империи практически отсутствовали значительные барьеры. Люди без колебаний переезжали из провинций в столицу, не утрачивая при этом связи с корнями. Вглядимся в такого греческого поэта, как Кир Панопольский, и мы увидим египтянина, преданного почитанию мучеников своего родного города; и даже Прокопий, этот византийский Фукидид, говорил по-сирийски и полагал, что молитвы сирийских праведников помогли отстоять восточные границы империи. На протяжении всей этой эпохи мы имеем дело с обществом, испытывавшим сильное давление, под которым происходила стандартизация, вырабатывалась экономическая и политическая солидарность. Забота о «мире Церкви», которая тревожила императоров в конце V – начале VI века, не должна рассматриваться как отчаянная попытка излечить разорванную империю: скорее императоры надеялись принудить сепаратистски настроенных епископов и их паству к жизни по стандартам единства и подчинения, которые явно воплощались во всех остальных сферах, кроме религии.

Илл. 38. Общественная жизнь: светская: травля диких зверей в Константинопольском цирке. Фрагмент диптиха Ареобинда, слоновая кость, 506 год. Цюрих, Швейцарский национальный музей.

Илл. 39. Общественная жизнь: религиозная: торжественная процессия с мощами на фоне императорского дворца. Патриарх, восседающий на высокой повозке, держит в руках мощевик. Пластина из слоновой кости, V век. – Пластина «Перенесение реликвии», V век. Сокровищница Трирского собора.

Престиж императора даже усиливался благодаря религиозной нестабильности, ибо все попытки достичь единства осуществлялись с помощью двора. Император добился статуса, которым он будет должен обладать на протяжении византийской и ранней русской истории: он был замковым камнем в великом своде «мира Церкви». Этот статус был достигнут исключительно тяжелым трудом. Когда заговорщики захотели убить императора Юстиниана, они знали, как найти его: каждую ночь он сидит в алькове Великого дворца и обсуждает с праведниками и епископами тонкости веры своих подданных.

Правление императора Анастасия (491–518) дает представление о характере Восточной Римской империи в эту эпоху. Анастасий был благочестивым человеком, который некогда читал лекции по теологии. Он был единственным позднеримским императором, когда-либо отменившим налог – золотой налог на города. Благодаря строгому профессионализму, умирая, он оставил профицит в 32 000 фунтов золота149. Мы мельком видим его в местной хронике Эдессы: в этом дальнем приграничном городе император во многом был «царем-батюшкой»150 своего народа. Даже для своих оппонентов в богословских спорах он был «Анастасием, хорошим императором, почитателем монахов, защитником бедных и притесняемых». В религиозной политике он, несомненно, был продуктом восточноримского общества. Будучи строгим «монофизитом», он прежде всего стремился к религиозному миру. Он запрещал экстремистов любого толка.

В 517 году Анастасий принял делегацию клириков из Рима; это событие показало, насколько далеко восточная и западная часть христианского мира к этому времени разошлись. Кафолическая Церковь на Западе составила закрытую элиту. Как колонизаторская сила на развивающихся территориях, она полагала себя обязанной распространять свои воззрения – при необходимости и силой – в упорствующем в заблуждениях «мире». Уже в силу аристократического происхождения сенаторы-епископы возвышались над все более пассивными и необразованными мирянами. Они привыкли рассказывать светским правителям, что тем делать. Римские легаты сказали Анастасию, что он должен навязать кафолическую веру жителям своих провинций с твердостью крестоносца. Для восточноримского императора такой совет исходил от другого, более варварского мира. Анастасий ответил: он не станет заливать улицы своих городов кровью, чтобы навязать взгляды одной фракции остальным. Его дело не объявлять вне закона половину империи, а найти формулу, с помощью которой будет объединен широкий спектр верований его подданных: «Мир мой оставляю вам, – напоминает он папе, – мир мой даю вам» (Ин. 14: 27)151.