Мир приключений, 1926 № 01

— Три месяца тому назад, — ответил шоффер, — вы в первый раз встретились с Вильсоном на Чикагской бирже, и ваши интересы скрестились. Это скрещение зловеще отразилось в разных концах света: в Моабите, в Уайтчепеле, в голодных округах северного Индостана, на тощих участках ирландских фермеров, в занесенных снегом губерниях России. В тот раз ваша дорога только пересекала дорогу Вильсона, столкновения вы избежали, и все же это потрясло мир. Видите вы там, между холмами, дымное облачко? Вы знаете, что это поезд из Индианополиса с грузом пшеницы: он побивает свой собственный вчерашний рекод скорости, чтобы пополнить ваши склады сегодня. Вы легко можете вообразить себе, что этот пышущий огнем и фыркающий паром железный дракон — сам Вильсон, ваш заклятый конкуррент, ищущий столкновения с вами. Готкинс на перерез Вильсону! С максимальной скоростью!.. Видите, где наша дорога перерезывает его путь?… Как вы думаете: успеем мы проскочить перед ним? Увидим! Ваши эластичные нервы против его ревущей железной мощи. Вы почувствуете, что чувствовали мы, ваши закабаленные пассажиры, во время вашего старта. Не забудьте только: Вильсон тащит за собою двадцать два бронированных вагона с пшеницей. У вас всего один шанс против двадцати двух, что вы проскочите.

Готкинс вцепился в край экипажа, который, раскачиваясь, как по волнам моря, мчался к переезду через железнодорожное полотно, где не было шлагбаума. Готкинса бросало то в жар, то в холод, смертельный страх буквально парализовал его. Да, сейчас он умрет, будет убит, раздавлен тысячетонным грохочущим железом, стерт в порошок… умрет… Телеграфные столбы точно выростали из-под земли. По линии мчался черный локомотив, волоча за собой свое массивное железное туловище, мчался, как снаряд, выпущенный из орудия, окутанный белым паром, с грохотом… Грохот все громче и громче… все ближе и ближе… А вон и место пересечения дорог… страшное место встречи!.. Все ближе… надвигается на Готкинса… мчится к нему с бешеной скоростью это скрещение стальных сверкающих рельс с белою лентою шоссе…

…Вот! темным колоссальным тараном надвинулся по гудящим рельсам локомотив… железное чудовище с оглушительным ревом ринулось на Готкинса, обдало его лицо кипящими мелкими брызгами, обволокло влажным, липким паровым облаком… Готкинс потонул в нем…

Железное чудовище с оглушительным ревом ринулось на автомобиль…

Но грохот остался позади… в каком-нибудь метре расстояния. Они проскочили… Готкинс обвис, распластался как тряпка, на эластичных подушках сиденья. Ужасная встряска как будто отделила друг от друга все его кости, и теперь они болтались в его теле, как в мешке. Но все-таки оба они спаслись, спаслись словно чудом. Поезд исчез в туннеле, как дракон в ущелье.

— Видите, — сказал шоффер, — мы удачно прорезали путь Вильсона. Но не меня одного вам благодарить за это. Теперь мы продолжим свое движение, как и вы в свое время продолжали — после того, как пересекли путь Вильсона.

— Стойте! закричал Готкинс. — Остановитесь! Неужели вам не довольно? Я сдаюсь, только отпустите меня. Дайте мне сойти. Я уплачу вам сто тысяч долларов на благотворительные цели.

— Вы можете уплатить, сколько захотите, по окончании урока, — сказал шоффер. — Не годится брать с вас плату вперед. Сейчас мы круто свернем на узкую грунтовую дорогу. — Так! — Вы не удивляйтесь, что я везу вас в сторону от главной дороги; вспомните, как вы сами месяц тому назад повели пшеничный рынок таким путем. Вы лучше поймете меня, когда я добавлю, что везу вас в тупик; по этой дороге только возят рабочих в каменоломни и обратно. Она обрывается у самой скалы; это настоящий каменный мешок, свернуть некуда. И в этот тупик — «корнер», если хотите, — мы летим, не убавляя ходу Может быть вы догадываетесь, какой из ваших маневров я таким образом демонстрирую вам?

…Так именно вы загоняли нас в тупик, прижимали к стене вашею биржевою игрою. Вы закупорили мировой хлеб, весь годовой урожай в таком вот мешке, и завязали мешок наглухо. Остановили живительный поток зерна, законопатили все шлюзы. Вы взяли себе в помощники голод и нищету, преступление и безумие. Вы ущемили в тисках всех, кто искал хлеба, всех голодных, вы закручивали нас все крепче, взвинчивали цены до тех пор, пока не выжимали из нас своих процентов. Вот и я теперь помчу вас, ущемленного между этими неумолимыми скалистыми стенами, — навстречу уничтожению, небытию, смерти.

Готкинс видел, как шоффер позади выпрямился, стиснул руками колесо, впился вдаль глазами сквозь выпуклые стекла очков, — весь серый от пыли, неподвижный, как бронзовый истукан демона.