Мир приключений 1957 г. № 3.

— Уставом комсомола это не предусмотрено, Настенька, — с деланной серьезностью ответил Волошин. — Но когда этому комсомольскому уставу девятнадцать лет, когда его глаза горят, как тысячесвечовые лампы, а сам он облачен в белое шелковое платьице, усыпанное маками…

— Довольно! — нетерпеливо прервала его Тася. — Вытаскивайте скорее свою тетрадку и прочтите, что вы там записали, в Вологде, об этом монастыре.

Волошин покорно достал из-за пояса общую тетрадь и, развернув, стал читать, как псалтырь:

— «Русский север среди своих исторических памятников насчитывает несколько монастырей, из которых наибольшее значение имеют монастыри-крепости, бывшие проводниками не только религии, но и московского влияния, проводниками идеи объединения вокруг Московского государства всей русской земли…»

— Нет, не то!..

— Гм… Почему «не то»? Очень дельные слова, — сказал Волошин. — Вот послушайте: «В определенные исторические эпохи наши монастыри-крепости поднимались до значения защитников русского государства»…

— Да нет же! Это скучно… — нетерпеливо сказала Тася. — Найдите там про этого монаха, который ушел из московского Симонова монастыря в четырнадцатом веке и поселился вот здесь, на этом холмике, в диких лесах.

— Святой Кирилл? — насмешливо спросил Волошин. — Настенька! Побойтесь бога! Я говорю в буквальном смысле. Вы, чего доброго, здесь молиться начнете…

— Ах, Ваня! — со вздохом сказала Тася. — Ну зачем вы острите? Я не буду молиться. Но я хочу понять этого человека. Кто он? Почему ушел из Москвы в глушь?… Ведь он там архимандритом крупного монастыря был! Знать московская под благословение к нему подходила… В чем же дело? Что ему в этих диких северных дебрях понадобилось?… Ответьте мне. Только без ваших острот.

Волошин оглянулся, внимательно посмотрел на крохотную деревянную избушку отшельника, укрывшуюся под сенью берез и безмятежно стоящую здесь лет шестьсот.

— Кирилл Белозерский. В миру — Кузьма, бывший дворовый человек боярина Вельяминова. Церковники называют его святым. Пусть называют. Это их личное дело… А я думаю, Настенька, что этот человек был мыслителем, философом. Вот я записал в Вологде одно место из его философского трактата «О падающих звездах». Послушайте, что написал этот умный русский человек шестьсот лет назад, сидя у лучинки вон в той крохотной избушке…

— Да, да, читайте! — воскликнула Тася и затихла в ожидании:

«…Одни говорят, что это падают звезды, а другие, что это злые мытарства. Но это и не звезды и не мытарства, а отделения небесного огня, насколько нисходят они вниз, расплавляются и опять сливаются в воздухе. Поэтому никто не видел их на земле, ибо всегда они рассыпаются в воздухе»[8].

— Удивительно! Ведь это же учение о метеоритах, — тихо сказала Тася.

— Да… Он точно и ясно охарактеризовал небесное явление в те годы, когда никто не смел и не умел так думать. И при этом, заметьте, Настенька, никакой мистики и метафизики. Это чистейший материализм.

— Но что заставило этого человека бежать сюда? — спросила Тася.

— Думаю, что для подобных размышлений в те годы северные лесные дебри были самым подходящим местом, — ответил Волошин и, обведя взглядом красивый уединенный уголок, добавил: — Видимо, это была натура созерцательная…

Тася и Волошин продолжали свою поэтическую прогулку по древней русской крепости. Не станем говорить громких фраз об изумительном северном памятнике русской старины, куда судьба случайно забросила двух московских комсомольцев. Скажем лишь, что монастырь этот не выдуман: автор был в нем и испытал там величайшее удовольствие. Куда ни направишь взгляд — всюду прекрасные произведения русского древнего зодчества. И чтобы почувствовать всю красоту этой крепости, чтобы понять ее форму — простую, строгую, могучую, рассчитанную лучшими военными строителями нашей старины, — ее нужно увидеть…

На юношу и девушку, бродивших по всем уголкам этого монастыря, действовало, кроме всего, и другое: густые заросли полыни, васильки, ромашки, зеленый ковер на лужайках дворов, уединенное благоухание под небом ослепительной ясности. Все это воспринималось, как музыка, и кружило голову…