Мир приключений 1971 г.

Разговор становился более чем странным. Я твердо знал, что этого замечательного летчика нет в живых, что его именем названа у нас одна из полярных станций.

— Единственно, что могу еще сказать: о его полетах да и о нем самом очень мало материалов, я специально интересовался. У вас, наверное, есть Большая советская энциклопедия?

— Конечно! Хотите, принесу? — И Станислав стремительно вышел.

— Может быть, у вас в редакции есть какой-нибудь новый материал о Нагурском? — спросил я сидевшую рядом сотрудницу русского отдела.

— Не знаю. К стыду своему, впервые слышу эту фамилию, хотя она польская, — смутилась сотрудница.

Вот в чем дело! Я никогда не задумывался о национальности Нагурского. Возможно, он и в самом деле поляк, служивший в царской армии, а Станислав нашел здесь либо родственников, либо неизвестные документы о его смерти.

Вернулся Станислав и, по-прежнему загадочно улыбаясь, положил передо мной синий том энциклопедии.

Читаем. Вокруг нас уже целая группа журналистов, почувствовавших некую сенсацию.

“Нагурский Иван Иосифович (1883–1917) — русский военный летчик, совершивший первые полеты в Арктике на самолете в 1914 году в поисках русских арктических экспедиций Г.Я.Седова, Г.Л.Брусилова и В.А.Русанова. Нагурский совершил (с Новой Земли) на гидросамолете пять полетов, во время которых достиг на Севере мыса Литке и удалился к северо-западу на 100 км от суши. Нагурский находился в воздухе свыше 10 часов и прошел около 1100 км на высоте 800–1200 м. Нагурский указал на возможность достижения Северного полюса на самолете”.

— Вот материалы о том, как он мыслил полет к полюсу, я и искал.

— Ладно, не буду вас мучить, получайте подарок. — И Станислав дружески хлопнул меня по плечу. — Я познакомлю вас с Нагурским!

Все, в том числе и я, разинули от удивления рты.

— С кем?!

— С Яном Нагурским.

— С братом его, что ли? — пробормотал я.

— А вот послушайте, что произошло. В варшавском Дворце науки и культуры был большой вечер творческой интеллигенции. Пришел туда и наш известный писатель Центкевич. Он в прошлом участник русских полярных экспедиций, автор книги об освоении Севера. В ней также была рассказана уж слишком короткая история полетов Нагурского. В антракте к писателю подошел какой-то мужчина:

“Простите, я ваш читатель, хотел бы познакомиться. Моя фамилия Нагурский”.

“Очень рад, очень рад… Простите, вы сказали — Нагурский? Уж не родственник ли вы известного в свое время летчика, он еще участвовал в поисках Седова, русского моряка, путешественника…”

Незнакомец выслушал всю эту тираду и ответил:

“Вы правы, родственник, и очень близкий. Я и есть летчик Ян Нагурский”.

Что тут началось!..

Началось и у нас. Перебивая друг друга, мы требовали подробностей: как же могло произойти, что человека заживо похоронили, а он молчал целых сорок лет? Фантастика!

— Да я сам только что узнал об этом. Вчера виделся с Нагурским, он будет выступать у нас. Договорились. Это такая история!.. Ну, Юрий, принимаете подарок?

— Боже мой! Принимаю ли я такой щедрый, просто царский подарок?! Но гонка завтра стартует из Варшавы. Когда же я увижу мифического летчика?

— Не волнуйтесь, завтра в восемь часов утра вы встретитесь с ним у нас в редакции.

Если можно осчастливить человека, не просто человека, а журналиста, то большего и не придумать — подарить сенсацию!

Влюбленные не ждут так, как ждал я этого свидания.

…В комнату входит высокий, слегка сутулящийся мужчина в коротком синем спортивном полупальто. В светлых, коротко стриженных волосах почти не видно седин. На овальном сухощавом лице выделяются большие внимательные глаза. Высокий, открытый лоб.

Я успеваю заметить, что Нагурский взволнован: вздрогнули при рукопожатии его сухие, крепкие пальцы.

Впрочем, как не понять состояния этого человека. Я еще не знаю всех обстоятельств его “исчезновения”. Но просто ли воскреснуть из безвестности, вновь после целой жизни оказаться в центре внимания прессы, впервые подойти к микрофону?..

И мне необходимо это учесть при записи его выступления. Я должен увезти на пленке обращение Нагурского к полярникам, к народу страны, где он совершил свой подвиг, страны, ставшей его второй родиной…

Сначала я хотел побеседовать с ним перед микрофоном, но, подумав, понял, что могу неосторожным вопросом, даже невольной бестактностью от незнания его судьбы обидеть человека, заставить его замкнуться. Лучше просто поговорить, а еще вернее — послушать, что при первой встрече захочет рассказать мне Нагурский.

Решение оказалось правильным. Изредка, очень осторожно, я помогал “раскрутиться” нелегким воспоминаниям Яна Иосифовича. Запись выступления, которую мы сделали после, потребовала от Нагурского напряжения всех сил, хотя говорил он менее двух минут и русский язык не забыл.

Для семидесятилетнего человека не прост такой крутой поворот судьбы.

Сообщение о Нагурском и его выступление прозвучали в “Последних известиях”, в журнале “Огонек” был помещен мой очерк, а в конце июля вместе с полярниками, пригласившими ветерана русской авиации в Москву, я встречал Яна Нагурского на Внуковском аэродроме.