Мир приключений 1978 г.

И старшина и Тихомиров оторопело посмотрели на него, но он казался спокойным и безмятежным, как фокусник, который проделывает хорошо ему известный, даже поднадоевший фокус перед глазами не слишком разборчивых зрителей. В нем появилась некоторая снисходительность, даже беспечность, и это совсем доконало и старшину и Тихомирова.

Александр Иванович безнадежно вздохнул и стал обследовать отсек. Старшина смотрел на него уже зло, жалостливо, словно хотел сказать:

«Как же вы это так, инженер-подполковник?… Я-то вам верил… уважал… Как же такое может быть? Где же вы свихнулись?»

Тихомиров достал ветку сирени и протянул ее Грошеву.

— Вот…

Сирень оказалась белой, с мелкими, коричневатыми, словно ржавыми, пятнами. Только листья на сухой ветке казались свежими, слегка притомленными.

Грошев осмотрел ветку, понюхал ее — соцветия еще не утратили тонкого аромата белой сирени — и спросил:

— Скажите, она не похожа на ту ветку сирени? — Но Тихомиров не понял его, и Николай пояснил: — Помните, которую вы положили в книгу мемуаров?

Тихомиров принял от него сухую ветку, поднес ее к глазам. Он смотрел на нее долго, что-то прикидывая и осмысливая. Грошев глядел на него с доброй усмешкой и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Он быстро поднял голову.

Смотрел старшина. Смотрел восхищенно и в чем-то виновато. Почти так же, как смотрел когда-то молодой милиционер Николай Грошев на многоопытного следователя Ивонина.

— Нет… — хрипло протянул Тихомиров. — Нет, МОЯ ветка — с махровыми лепестками. И она фиолетовая. А это простая сирень. И белая.

— Товарищ старшина, — попросил Грошев, — позвоните еще раз и попросите, чтобы подъехали ваши люди. Акт нужно составить, да и еще кое-что…

— Неужели вы меня подозреваете? — вспыхнул Тихомиров и стал самим собой — волевым, собранным офицером.

— Нет, Александр Иванович, не подозреваю. Но порядок есть порядок.

— Тогда я не понимаю…

— Подождите, Александр Иванович. Еще часок, и вы будете свободны, а пока давайте отдохнем.

27

Николай сел в машину Тихомирова и устало откинулся на спинку — хотелось просто распрямиться. Александр Иванович сел рядом.

— Значит, вы опять за кордон?

— Не знаю… Если получится…

— А что этому может помешать? То, что вы, сами того не ведая, возили чужие деньги? Не думаю… Кстати, ваше электронное устройство еще не срабатывало? Или оно такое хитрое, что срабатывало по-особому?

— Нет, еще не срабатывало… А почему вы опять об этом спрашиваете?

— Потому что это прямо относится к делу, которое я веду. Обрисуйте хоть в общих чертах, как оно действует.

— Под сиденьем у меня тумблерочек. Закрывая машину, я переключаю его на систему. Предположим, жулик открывает дверцу, садится, закрывает дверцу и заводит мотор. Машина двигается. Ровно через тридцать секунд после начала движения реле времени включает сирену и сигналы машины. Одновременно другое реле включает запоры на дверях. Мотор глохнет, а сирена и сигналы орут. Вор в клетке.

— Но ведь он может опустить стекла, наконец, разбить их.

— Опустить не сможет — предусмотрено. Разбить — не так легко, да и ведь заинтересуется же кто-нибудь орущей машиной.

— Скажите, а просто открыть дверцы, обследовать машину, украсть из нее что-нибудь при такой вашей системе возможно?

— В принципе возможно. Но я такого не замечал.

Они помолчали. Мимо проносились легковые автомашины, погромыхивали грузовики. Николай отбрасывал последние подозрения — жулики не проверяли тихомировскую машину, это уж точно. А представить себе, что он умышленно возил с собой столько денег, — трудно. Ведь он несколько раз ездил в заграничные туристские поездки и если бы знал о деньгах, то мог бы давным-давно освободиться от них или перепрятать в другое место. То, что этого не сделал Волосов, — понятно. Он не знал, где он остановится после совершения преступления, и ему следовало прятать свои капиталы так, чтобы они всегда были рядом. Тихомирову этого не требовалось. Николай положил деньги на приборную панель машины и потянулся за папиросой. Тихомиров улыбнулся и спросил:

— Кстати, я не слышу винного запаха. Может быть, мне вначале показалось?

— Да нет… Не показалось… Просто это тоже секрет изобретателя, — усмехнулся Николай.

— А все-таки…

Пришлось рассказать о тропическом рецепте и съеденном за ночь сахаре, истории с термосом и неудачном обгоне.

— Послушайте, когда вы, как говорят у вас, начали меня «разрабатывать», вы ведь наверняка узнали обо мне… ну, если не все, то очень многое?

— Как вам сказать, — замялся Николай.

Это была его «кухня», пускать в которую он не хотел да и не имел права. Чтобы заполнить неловкую паузу, он потянулся к бумаге, в которую была завернута последняя из вытащенных Тихомировым пачек денег. Александр Иванович тяжело вздохнул.

— Что ж… Неясностей оставлять нельзя. Только я очень прошу вас не считать меня сентиментальным. А впрочем… разве это так уж плохо — быть сентиментальным?

Николай взглянул на него и, еще ничего не понимая, стал разворачивать сложенный вчетверо лист плотной бумаги.