Мир приключений 1978 г.

Кусты росли возле большого оплывшего окопа. Неподалеку не столько виднелась, сколько угадывалась затравевшая полевая дорога. Когда-то она соединяла уже не существующие хутора, наискосок пересекая лощину. Грошев с досадой посмотрел на биолога. То, над чем он думал все последнее время, вряд ли могло произойти рядом с дорогой.

Но биолог уверенно шагнул вперед и решительно, шумно стал перебирать ветви. Теперь Николай ясно увидел, что здесь росли различные сорта сирени. Впрочем, на первый взгляд она не казалась разной. Те же стволы-ветви с буро-коричневыми метелками старых соцветий на вершинках, те же ровные, как стрелы, побеги-пасынки, те же жирные, глянцевитые листья, чем-то похожие на масть «пик» из карточной колоды.

И все-таки стоящий на обочине куст — поменьше, поскромнее — неуловимо, но отличался от остальных зарослей более темной, как бы концентрированной зеленью листьев и своим общим очертанием. Его побеги-пасынки теснее прижимались к собранным стволам-ветвям, и оттого куст казался не растрепанным, а собранным, законченным, как хорошая копна, оставшаяся после грабель опытного копнильщика. Такому кусту-копне не так страшны сильные ветры и глубокие снега. Стволы и побеги сообща прикрываются от них и одолевают ненастье.

И Грошев не столько понял, сколько почувствовал — вот это и есть русская сирень. Неприхотливая, собранная, дружная и потому сильная. Пока биолог возился с листьями и соцветиями, Николай осмотрелся. Пологие скаты лощины были перечеркнуты уже давним, скрытым травостоем, росчерками танковых гусениц — они только угадывались по более высоким вершинкам трав и цветов, по кромкам. Один из таких росчерков пересекал старый окоп.

30

Вспомнив Тихомирова и его восклицание о минувших боях, Николай всмотрелся в окоп. Да. Бои здесь шли осенью и, видимо, после дождей: гусеницы вдавались глубоко. А окоп уже в то время был старым, оплывшим, потому что след гусениц прерывался только на его середине, поближе к краю. Впрочем… Впрочем, за три года между боями оборонительными и боями наступательными так глубоко окоп, пожалуй, не оплывет. Значит, он был осыпан. И еще. Если бы это был свежий окоп, любой танк не просто перемахнул бы его, а обязательно поелозил, чтобы гусеницами сровнять землю бруствера, а вместе с ней и защитников окопа. Тот безвестный танкист, что провел машину несколько десятилетий тому назад, не сделал этого. Видимо, окоп был уже не страшен ни танку, ни идущей следом пехоте. Он уже тогда был пуст и полузасыпан.

Да, тот танкист был опытным водителем, умеющим мгновенно учитывать обстановку. Он прошелся гусеницей по окопу, потому что не боялся подорваться на мине или застрять — окоп обязательно был полузасыпан. Если бы он был нетронут, неизвестный механик-водитель наверняка бы принял левее, чтобы не попасть в ловушку, и подмял бы под себя кусты сирени. Но механик был уже из тех, кто впитал в себя опыт войны, а вот те, кто в самом начале войны вырыл этот окоп, по-видимому, опытом не отличались. Делать окоп на целое отделение возле ориентира — сиреневых зарослей — можно только при неопытности или в крайней спешке. Недаром и воронок здесь побольше, чем в иных местах. Противник бил по ориентирам — сиреневым кустам.

Старый окоп сорок первого года как наглядное пособие рассказал Николаю о своих защитниках. Об их желании драться, но неумении сделать это, об их бесстрашии и силе врага. А танковый след рассказал о тех, кто был и бесстрашен, как его старшие товарищи, и так же жаждал боя, но уже умел мгновенно ориентироваться, учитывая десятки важных деталей. Это были уже мастера своего дела.

— Да! — все так же торжественно произнес биолог. — Это она! Именно та сирень, которую мы ищем.

К биологу пришла минута его торжества, и отказаться от нее он не мог, но, когда почувствовал, что, кажется, переборщил, смутился и отошел в сторонку. Грошев сложил ладони рупором и закричал:

— Ого-го-го!

С той стороны лощины стали спускаться люди из группы Радкевичиуса. Николай сказал биологу:

— Если это единственный куст, то, кажется, начинается самое важное.

— Не знаю… Вы думаете, что есть еще один?

— Во всяком случае, проверим этот вариант. — В Грошеве все нарастало щемяще-тревожное нетерпение. — Мне кажется, что именно здесь мы можем найти нечто интересное.

— А что? — совсем по-мальчишески спросил биолог и остановился с приоткрытым ртом.

Он смотрел на Николая с ожиданием и в то же время с легким испугом, как смотрят на следственных работников очень честные, благополучно прожившие жизнь люди. Все, что касается преступлений, кажется им невероятным, а те, кто занимается их раскрытием, — необыкновенными.

— Не знаю… еще не знаю… — вздохнул Николай. — Но чувствую. Точнее, логика подсказывает… Впрочем, посмотрим.

Ему удалось подавить и волнение и нетерпение, и он опять стал собранным, чуть суховатым и зорким.

Подъехал Тихомиров и передал сделанный им из проволоки щуп, подошла группа Радкевичиуса, и старичок-любитель сразу, еще не доходя до кустов, определил:

— Вот это — она!