Лет через сто несчастный дакридиум гибнет в объятиях раты. В «живом гробу» он сгнивает, «гроб» остается живым, но к этому времени успевает обрасти поселенцами: лианами и разными другими растениями. В тропиках под грузом «пассажиров» часто рушатся многие удушители деревьев, которые когда-то сами, подобно рате, победили своего хозяина. Но недаром рата назван крепким. Он исключение. Он выдерживает любой груз, любое количество «пассажиров». И постепенно хвойный лес сменяется лесом из «живых гробов».
Лес из раты очень красив. Корни-стволы его причудливо переплетены, как высокая плетеная корзина. Мелкие кожистые листья похожи на брусничные, только чуточку крупнее. А на вершине алеют шапки цветков с густыми пучками красных тычинок.
Есть и другой рата — южный. Он пониже северного, но цветет тоже алыми шапками и тоже перед Новым годом. В 1942 году новозеландские пасечники рассказали о том, что южный рата гибнет от нападения опоссума. Симпатичный опоссум, зверек размером с кролика, отличный древолаз, любитель листьев и цветков. Его не раз заставали в садах и лесных посадках: объедает лепестки роз и сосновые почки. Но в леса из раты проникает редко. Сырой и нездоровый климат этих чащоб противопоказан опоссуму.
Однако случилось непредвиденное. С некоторых пор новозеландцы взяли под охрану дикого оленя. Животных стало столько, что они обгрызли почти все кустарники в ратовых лесах. И лес посветлел. Начал продуваться. Стал суше. Опоссум быстро обнаружил это и перестал избегать ратовые леса, тем более что листьями и цветками раты и раньше никогда не брезговал.
Пока опоссумов немного, вред от них невелик. Отщипнет листочек, на его месте вырастет другой. Но вот взяли под охрану и опоссума — зверьков развелось уйма. На каждом гектаре по тридцать штук. А когда олени расчистили и провентилировали для них лес, вся эта орда хлынула густым потоком. Деревья стали оголяться одно за другим. Свет легко проникал к почве, и она покрывалась сочной травой. Олени сбегались на такие поляны, ели траву и заодно уничтожали последние уцелевшие кустарники.
Так возник порочный круг: чем больше оленей, тем реже подлесок. Чем реже подлесок, тем лучше для опоссума. Чем больше опоссумов, тем реже древостой, тем лучше для оленей и так далее… И если бы новозеландцы вовремя не спохватились и не пресекли бесконтрольное мародерство этих милых животных, ратовые леса перестали бы существовать.
Канука и манука
В семействе миртовых, где царствуют эвкалипты и рождественские деревья, есть два небольших деревца. В нашу эпоху они совершенно неожиданно получили огромную известность. Это канука и манука. Оба относятся к роду лептоспермум.
У мануки очень мелкие листочки длиной всего в полсантиметра. Они похожи на иголки можжевельника. А сам манука напоминает большой веник, отчего и назван ботаниками лептоспермумом веничным. Канука немногим отличается от собрата и напоминает вереск своими листочками, отчего именуется вересковым. Высота у обоих небольшая, метров пять.
Манука где только не встречается: в обычном лесу и на болоте, на сухих скалах и в прибрежных песках, выше границы леса в горах и на вулканических пемзах. Он неразборчив к месту жительства и быстро заселяет места, свободные от других растений.
В этом ему помогает несколько полезных качеств. Мелкие листочки испаряют немного влаги, следовательно, можно жить на сухом месте. Манука дает множество семян. Семена запакованы в прочные деревянистые коробочки (как у эвкалиптов), а это надежная защита от лесных пожаров. После пожара семян под деревцами насеивается столько, что кажется, будто опилки рассыпали. Правда, под собственной тенью манука не растет, и семена здесь вроде бы бесполезны. Но они такие мелкие, что ветер легко поднимает их с земли и уносит вместе с пылью в дальние края. Аэросев дает свои результаты: заросли мануки теперь тянутся по лесным гарям и вырубкам на многие мили. И чем больше люди нарушают естественный покров земли, тем шире разрастаются манука и его собрат канука.
Есть, конечно, в Новой Зеландии и другие растения, которые захватывают лесные гари. Папоротник орляк, наш лесной житель, в этом соперничает с манукой. Но когда пожары следуют один за другим, постоянно, орляк истощается и погибает, манука же воцаряется прочно и надолго.
Неразборчивость не проходит для мануки бесследно. Только на хорошей почве и при постоянных дождях он бывает деревцем 10-метровой высоты. Нужно, чтобы и ветра сильного не было. Тогда манука очень красив. Сероватая кора отслаивается от ствола и свисает нежной бахромой. Белые цветки, которые в отличие от эвкалипта несут вполне развитые лепестки, в огромных массах покрывают крону. Делают ее похожей на яблоню. Если почва победнее и покислее, манука уже не дерево, а кустарник с прямостоячими ветвями. В горах на холодных почвах и на ветру манука даже и не кустарник, а так, стелется по земле, кое-где укореняясь. От земли высоко не поднимается, но зацветает, даже когда ростом не выше брусники. И своим видом напоминает уже не дерево, а газонную траву.