Мир Реки: Темные замыслы

И, располагая этим малым знанием, он собирался проложить себе путь к знаниям большим, открыть крышку и заглянуть в святая святых. А для того чтобы сделать это, он должен был добраться до Туманной Башни. А добраться туда быстро можно было только на Самоубийственном Экспрессе. Сначала его должен заметить этик. Потом он должен одолеть этика, сделать так, чтобы тот не смог убить себя, и каким-то образом выудить у него как можно больше знаний.

Пока же он продолжал играть роль Абдула ибн Гаруна — египетского хирурга из девятнадцатого века, а ныне — жителя Баргонджиша. И в этой роли он решил вступить в Церковь Второго Шанса. Он объявил Коллопу о том, что разуверился в Магомете и его учении и стал первым неофитом Коллопа в этих краях.

— Но ты должен поклясться, что не станешь применять оружие против любого человека и даже не будешь защищаться физически от нападения, мой милый друг, — предупредил его Коллоп.

Бёртон возмутился и объявил, что не позволит никому ударить его и остаться безнаказанным.

— Это неестественно, — тихо проговорил Коллоп. — Это противоречит обычаям, верно. Но человек может стать не таким, каким был раньше, он может стать лучше — если у него будут сила юли и желание.

Бёртон яростно бросил «нет» и ушел. Коллоп грустно покачал головой, но продолжал оставаться таким же дружелюбным, как и раньше. У него было неплохое чувство юмора, и порой он обращался к Бёртону, называя того своим пятиминутным неофитом, имея при этом в виду не то время, которое он затратил на обращение Бёртона в свою веру, а то, которое тот пробыл обращенным.

Прошло время, и у Коллопа появился новый неофит. Раньше немец только хихикал да отпускал по адресу Коллопа издевательские шуточки. Потом он снова начал жевать мечтательную резинку, и у него начались кошмары.

Две ночи он не давал Бёртону и Коллопу спать своими стонами и вскриками. Вечером третьего дня он спросил у Коллопа, не примет ли тот его в свою Церковь. Но ему пришлось исповедаться. Коллоп должен был понять, каким человеком он был — и на Земле, и на этой планете.

Коллоп выслушал ассорти из самоуничижения и самовосхваления, после чего изрек:

— Друг, мне все равно, каким ты был. Мне небезразлично только то, каков ты теперь и каким будешь. Я слушал тебя потому, что исповедь душе полезна. Я вижу, что ты в большой беде, что ты впал в сожаления и тоску о том, что сотворил, и все же тебя радовало то, кем ты некогда был — могущественным вождем среди людей. Многое из того, о чем ты мне рассказал, мне непонятно, потому что я мало знаю о твоем времени. Но это не имеет значения. Мы должны печься только о сегодняшнем и завтрашнем дне. Всякий день сам о себе позаботится.

А Бёртону показалось, что дело было не в том, что Коллопа не интересовало, кем был Геринг, а в том, что он не поверил его повести о земной славе и бесславии. И благородные герои, и злодеи здесь сами о себе распускали бесчисленные и невероятные слухи. Бёртон уже повстречал троих, именовавших себя Иисусом Христом, двоих Авраамов, четверых королей Ричардов Львиное Сердце, шестерых Аттил, десяток Иуд (из которых только один умел говорить по-арамейски), Джорджа Вашингтона, двоих лордов Байронов, троих Джесси Джеймсов, множество Наполеонов, генерала Кастера[53], говорившего с ужасающим йоркширским акцентом, Финна Мак-Кула, не знавшего древнеирландского языка, Чаку[54], который говорил не на том, на каком надо бы, зулусском диалекте, и еще целую кучу народа, которые были или не были теми, за кого себя выдавали.

Кем бы ни был человек на Земле, здесь он должен был занять свое место. А это давалось нелегко, поскольку условия радикально переменились. Великие и важные земляне испытывали постоянные унижения, доказывая, кто они такие, а порой им это и не удавалось.

А вот для Коллопа унижение несло благодать. «Сначала унижение, потом смирение», — любил говаривать он. Ну а потом, естественно, следовала человечность.

Для Геринга «Великий Проект» — так называл Бёртон всю затею воскрешения человечества — стал ловушкой, поскольку в его натуре всегда присутствовала страсть к излишествам, а особенно — к наркотикам. Зная, что мечтательная резинка вытаскивает из мрака его подсознания всякие страхи, что он разваливается на части, распадается, он все равно продолжал жевать ее — столько, сколько мог раздобыть. Некоторое время, вернувшись к жизни после очередного воскрешения, он сумел подавлять тягу к наркотику. Но через несколько недель после того, как обосновался на новом месте, не выдержал, и теперь по ночам хижина оглашалась его воплями: «Герман Геринг, я тебя ненавижу!»

— Если так и дальше пойдет, — сказал Бёртон Коллопу, — он сойдет с ума. Или покончит с собой, или вынудит кого-нибудь убить его, чтобы убежать от самого себя. Но самоубийство не поможет, оно станет бесконечным. Так скажи мне теперь откровенно, разве это не ад?

— Скорее чистилище, — ответил Коллоп. — Чистилище — это ад, где есть надежда.

Глава 24