— И не говори! Вроде бы, не так уж много мы вечером наливочки приняли и вот, поди ж ты, отрубилась.
— Уму непостижимо. А я — ни в одном глазу. На кого ты думаешь? Кто на подозрении? Опять Сережа?
— По довольным мордам вижу, все знают и умирают от счастья, но разве скажут? И потом, ну узнаю, и что? Им всё можно.
— Не пойму я, ты же в лепешку расшибаешься, что им не так?
— Да всё ты знаешь, никаких загадок. Одеваюсь не в тренде, говорю не так, как у них в салонах. Чувствуют во мне чуждый элемент. Это у тебя они пока ангелочки.
— Как сказать! Уже барчуки. Недавно одна, симпатичная такая мордашка, Элеонора, пробралась на вертолетную площадку и передала письмо своему отцу.
— Уже писать умеет? Даже мои далеко не все освоили.
— Так она к твоему Сереже сходила, он и написал.
— На тебя, что ли, жалуется? — с пониманием усмехнулась Клавдия Петровна.
— Ну, как сказать, письмо у меня. Передать его никакой возможности не было, там указано: «Синий дом с красным балконом. Папе». На деревню, дедушке, но там, хоть указано было, если я не путаю, «дедушке, Константину Макарычу», а здесь просто — «папе».
— И что же она пишет?
— Почитай, получишь удовольствие.
Валентина Ивановна достала из кармана сложенный вчетверо листок и протянула Клавдии Петровне. Та вернула на голову платок и прочла: «Привези мне лифчик. У меня здесь уже сиси выросли немного. Но большие. А у Валентины Ивановны сисей совсем нет, а лифчик носит, задавака».
— Видишь, Валя, — восхитилась Клавдия Петровна, — ну как на Сережу обижаться? Писал под диктовку — и ни одной ошибки! А тебя она хорошо выставила перед Александром Петровичем. Интересно, знает она, что ты его секретарша?
— Думаю, вряд ли. У меня было тайное задание, за ней приглядывать.
Но Элеонора, конечно, знала и, при случае, пыталась командовать.
4
Наступление родительского дня ждали все, но не ясно было, чьи родители прибудут на этот раз. Илюша тоже надеялся, но его беспокоила история с тарелкой. Дома его никогда не ругали, да и ругать было не за что. Однажды, когда он пробрался в папин кабинет и уронил ноутбук на пол, он сам себя наказал: поставил себя в угол и стоял так больше часа, пока мама не вернулась из ателье. Потом, когда об этом узнал папа, он решил, что они в расчете, и попросил только больше его вещей не трогать. Илюша и не трогал, не хотел огорчать папу. А теперь Илюша провинился по-настоящему. Кроме того, мама всегда расстраивалась, когда у него не было аппетита, а сейчас, из-за собственного безобразия, он давно уже не ел полную порцию. Поэтому Илюша даже облегченно вздохнул, когда из вертолета вышли все, кроме его родителей.
В их компании папа приехал к Элеоноре. Валентина Ивановна сразу вручила ему письмо дочери, кратко отчиталась в её успехах и постаралась исчезнуть до того, как тот прочтет записку. Александр Петрович положил ее в карман и вспомнил о ней, лишь, когда дочь напомнила о подарке. Письмо развеселило Александра Петровича, и он попробовал отшутиться, но Элеонора была настроена серьезно и требовала у него лифчик, лучше бы голубенький.
— Подожди немного, подрастишь грудь, будет тебе и голубенький и фиолетовый и даже в полосочку: какой сама выберешь. А пока тебе лифчик не нужен, это не украшение.
— Не обманывай меня, папа, я всё знаю. У Валентины Ивановны тоже сисей нет, а лифчик носит — голубенький.
Объяснить феномен Валентины Ивановны было не просто, и Александр Петрович напряг фантазию.
— Ты права, грудь у неё маленькая, но соски — крупные, больше твоего ногтя. А у тебя их толком и не видно.
— Неужели крупные, — удивилась Элеонора. — Ой, а она у тебя на работе без лифчика ходит?
— Нет, конечно, — попытался выкрутиться Александр Петрович, — у всех женщин соски крупные, мы это в институте учили.
— Ну и ладно, — наконец согласилась Элеонора, — лучше уж без лифчика ходить, чем с уродливыми сосками.
Она набрала из отцовской сумки персиков и шоколадных конфет для друзей. К угощению проявил интерес только Илюша, который с трудом дожидался похода в столовую. Заодно он поинтересовался, почему Элеонора у них самая длинная, а папа у нее такой невысокий. На Илюшу и остальные родители произвели странное впечатление. Не родители, а какие-то карлики. Когда его папа ходил с ним гулять, он загораживал всю улицу и половину неба. Илюша, конечно, всем сразу рассказал, что папа у него — великан, а мама — великанша.
— Наверно, ты похожа на маму, — сказал он Элеоноре, — мама у тебя выше папы?
— А вот и нет! — возразила Элеонора. — Папа выше. Когда они ходят под ручку, папа даже наклоняется к маме.