Людям нравилось, когда их хоронили под защитной сенью церкви и ее святых, чтобы вместе с ними ожидать со страхом и надеждой всеобщего Воскресения и Страшного суда. Особую значимость люди придавали поминовению усопших, во время которого живущие приобщались к великому братству мертвых. Заупокойные службы у клюнийцев, которые стояли в авангарде движения за реформу монашества, были столь торжественными и впечатляющими, что они привлекли на свою сторону оказывавших им покровительство аристократов Франции, Испании и Священной Римской империи. Начиная с первобытных времен почитание умерших проходило в форме похоронных тризн, тем самым их участники показывали свое единство в духе со святыми и почившими. В Средние века монастыри и церкви получали богатые пожертвования для устройства ежегодных поминальных трапез в день кончины человека и празднования дня памяти святого, покровителя церкви. По традиции в домах старых бретонцев в особые дни продолжают оставлять за столом свободное место для умерших членов семьи. В бенедиктинском монастыре Кремсмюнстер в Верхней Австрии в годовщину его основания съедается туша кабана, чтобы почтить память сына основателя обители, который во время охоты был растерзан этим зверем, и эта церемония продолжает совершаться без перерыва с 777 г. вплоть до нашего времени.
Жалобы на чревоугодие и пьянство монахов и общинного клира, которые в XII в. стали особенно частыми (в Англии даже появилось сатирическое сочинение «Апокалипсис Голиаса», резкая сатира на эти и другие пороки), должны рассматриваться в этом контексте. Идея пиршества любви, в котором участвует Христос и Его чада, то есть апостолы и все верующие в Него, была центральной в евангельском повествовании об искуплении. Совместное принятие пищи и вина во время празднования памятных событий, которое совершалось в святые дни, было средством способствовать осуществлению человеческого искупления. Поскольку это была общая точка зрения, то народ и клир, аристократы, епископы и монахи с чистой совестью и глубокой верой именно в подобной манере отмечали их союз с дорогими умершими. До того, как в церковь начали проникать всевозможные ереси и начались ее реформы, клир с пониманием относился к верованиям и религиозным чувствам своей паствы, и это было то, что придавало церкви этой эпохи такой открытый и толерантный характер.
В это время клир еще представлял собой единую социальную группу общества. Высший клир – епископы, аббаты и кафедральное духовенство – вел тот же образ жизни, что и приходские священники. Все было как у всех: все посещали турниры и празднества, охотились и враждовали. На церковных соборах (например, на Втором Латеранском соборе в 1139 г.) предпринимались безуспешные попытки отучить их от этих мирских привычек и обычаев. Священник на приходе, имевший страсть к охоте, не мог удовлетворить ее иным образом, кроме как занимаясь браконьерством. У него были сыновья, которые наследовали ему. Целибат клириков вводился в сельской местности с большим трудом. С этим были такие же проблемы в Европе в XII–XIII вв., как и в Латинской Америке в XX в. Народ верил, что в мире идет постоянная невидимая битва между плотью и духом. Борьба приходского священника или монаха с дьяволом ничем не отличалась от реального сражения с врагом. Бог и Сатана, блаженные святые и злокозненные демоны были повсюду и рядом; для крестьянина они были привычным элементом его повседневной жизни. Существовали определенные правила поведения по отношению к ним, как и в любом другом деле; только следуя им, человек мог поступить «правильно».
Каждое Божье создание занимало свое место в мире согласно определенному порядку