Мир Стругацких. Полдень и Полночь

– Да и вся наша жизнь ужасна, – продолжала девица с жаром. – Мы только зарабатываем деньги и тратим их! У нас нет цели, нет возможности приносить пользу обществу! Мы не стремимся к самореализации, не стремимся понять, в чем наше призвание! Мои родители, – она указала на мужчину в мундире и даму в тюрбане, – даже не пытались понять, к чему у меня есть склонности, а мои учителя учили меня только танцам, французскому языку и хорошим манерам.

– Да, это действительно ужасно, – повторил Игорь. – Практически невыносимо. Всё, хватит. Окончен бал, погасли свечи.

* * *

Развязывая на ходу галстук, Игорь снова прошел по коридору, на этот раз хорошо освещенному. Девушка вскинула голову, посмотрев на него с испугом и удивлением.

– Почему вы так быстро? Вам не понравилось?

– Да. Не понравилось.

– Еда?

– Да нет, еда как раз вполне адекватная. В отличие от… Короче, вашей вины здесь, вероятно, нет, но соедините меня с вашим директором. И поскорее.

Девушка кивнула:

– Сейчас вызову. Пройдите в ту кабинку в конце зала. И… мне очень жаль.

– Мне тоже, – коротко бросил Игорь. – Да, и включите запись разговора. Это будет официальный документ.

– Ой… – выдохнула девушка.

Игорь вошел в кабинку. Экран видеофона уже светился. Игорь увидел стандартно обставленный кабинет и светлую макушку с коротко остриженными и от этого торчащими в разные стороны волосами, склонившуюся над кипой бумаг.

– Катенька? – спросил обладатель макушки, не отрываясь от чтения. – Соскучилась? Можно партийку в шахматы чуть погодя. Ты пока расставляй фигуры, а я тут закончу…

Он наконец поднял голову и, совсем как Катенька, ойкнул и покраснел. На вид ему было не больше тридцати. Игорь вспомнил, что в характеристике, которую он читал в Управлении, директор музейной зоны «Литейная часть» Виктор Константинович Семечник был назван «молодым, талантливым и амбициозным». Игорь тогда еще подумал, что из этих трех слов получится хорошая аббревиатура «МТА» и можно выпускать такие значки и награждать ими подобные дарования.

Молодой, талантливый и амбициозный директор меж тем справился со смущением и спросил куда более сухо:

– Простите, чем могу помочь?

Игорь улыбнулся и поднес к считывающему сенсору свое удостоверение Управления исторических музеев и выставок.

– Вынужден сообщить вам пренеприятнейшее известие, Виктор Константинович. К вам приехал ревизор. Инкогнито из Петербурга.

– То-то мне всю ночь сегодня снились крысы! – директор пытался поддержать шутливый тон, но было видно, как он растерян. – Мы ведь только что открылись. Еще и месяца не отработали!

– Тем не менее наворотить уже успели, – сурово отрезал Игорь. – Давайте разбираться. Начнем с самого начала. Почему у вас киберы-разносчики читают стихи Маяковского?

– Я подумал, что это хорошие звучные стихи, они дают представление об эпохе…

– Совершенно верно. Дают. Только эпоха не та. Маяковский писал их в двадцатые годы двадцатого века, а у вас заявлен дореволюционный период. Это анахронизм, милостивый государь. Да к тому же «вкусней апельсинов, душистее роз» – это про папиросы «Шутка», а вовсе не про конфеты.

– Но я подумал: папиросы сейчас всё равно не продают, а хорошие стихи пропадают. Да и в принципе какая разница – десятые или двадцатые годы, когда речь идет о рекламе конфет и печенья? Это же не политические лозунги!

– В самом деле? До революции кому-то могло прийти в голову выпускать «Фабричную карамель»? Поздравляю вас, гражданин, соврамши!

На экране было видно, как Виктор сглотнул, пытаясь сдержаться и не ответить напрашивающейся ехидной репликой. Игорь оценил его такт и сбавил обороты:

– Понимаю, вы руководите, по сути, развлекательным учреждением, и вам кажется, что главное – это произвести впечатление на зрителя. Но к сожалению, эффект получается противоположным. Вот смотрите. Вы называете этот музей «Домом купца». А ваш персонаж – дворянин и его жена-купчиха. Она, конечно, получает дворянство, но он-то не принадлежит к купеческому сословию.

– Он управлял ее заводами, – вставил Виктор.