Мир Стругацких. Полдень и Полночь

– И вы решили обмануть его для его же блага? – быстро спросил Игорь. – Очень опасная стратегия. Вы понимаете, кому вы уподобились? Наша идеология опирается на естественные потребности человека, освобожденного от необходимости бороться за выживание. Она не нуждается в пропаганде, и особенно в пропаганде, основанной на лжи. Современный человек в состоянии сам разобраться, что для него хорошо, а что плохо, иначе мы не были бы там, где сейчас с вами находимся. Моя позиция ясна? Именно ее я изложу в своем отчете.

– Конечно. – Как ни старался Виктор сохранить лицо, всё равно он выглядел как побитый мальчишка.

Игорь хотел сказать ему что-то утешительное вроде: «Продолжайте работу, у вас большой потенциал, а не ошибается тот, кто ничего не делает», – но решил сохранить молодому человеку остатки самоуважения. Поэтому бросил только:

– До свидания, еще увидимся.

И вышел из музея.

* * *

С Невы налетел ветер. Игорь закутался поплотнее в плащ, поднял повыше шарф и зашагал к Литейному, составляя в уме текст отчета. Нужно успеть написать его сегодня. На завтра он взял отгул. Завтра его ждут бывшие одноклассники, они вместе поедут на Комаровское кладбище. Старый обычай отмечать сороковой день совершенно иррационален, но, похоже, не собирается отмирать. За сорок дней как раз успевают пройти шок и первая боль, и можно вспомнить, кем был для тебя ушедший человек и почему он тебе дорог.

Бронислава Захаровна прожила до обидного мало: всего семьдесят с небольшим лет. Впрочем, она как-то вечером, когда они с Игорем праздновали его назначение в Управление исторических музеев и выставок – так себе праздник, но зато повод повидаться, – изрядно захмелела и обмолвилась: «Знаешь, я ужасно устала таскать свое тело». Больше она никогда к этой теме не возвращалась, но Игорь знал, что за ее словами стоит нечто, чего он трусливо надеялся никогда не понять.

Но всё же, несмотря на то, чего она лишилась, ее короткая жизнь была наполнена смыслом. Она сберегала, возвращала по кусочкам память об умерших людях, о давно утраченных жизнях. И подготовила себе смену, чтобы ее работа не прервалась. Сумеем ли мы сделать столько же за наш, надеюсь, еще долгий век, нам только предстоит узнать. Вот что скажет Игорь завтра на Комаровском кладбище, у могилы Бронтозавровны.

О'Рэйн Дно совести

Был первый день лета – когда Солнце начали включать на час раньше, а выключать – на полчаса позже, чтобы дать больше света начинавшему вызревать где-то далеко на юге урожаю.

Анита стояла над обрывом, чувствуя кожей голых ног щекотку густой, необыкновенно мягкой травы. Воздух ощутимо пах кварцем, как солярий или кабинет физиотерапии в поликлинике.

На Аните была короткая майка, джинсовые шорты и дешевые резиновые шлепанцы. В нормальном мире на всех таких уже много лет стояло клеймо «мэйд ин чайна», но в Городе не было Китая. Хотя китайцев наблюдалось порядочно, но Анита не различала, часть из них вполне могла быть корейцами или киргизами. Вместо китайского признания в середине подошвы красовалась стилизованная буква «Г», а может, и не «г», а просто прямой угол с завитушками.

Анитина соседка Эма, румынская стриптизёрша из девяностых годов, считала, что «Г» означает «Город». У Аниты же было своё, исконно русское мнение по поводу этой буквы. Качество товаров из магазинов Города это мнение обычно подтверждало.

– Ты подумала? – спросил Наставник из-за ее плеча. – Так одна была рюмка или все-таки две? И смотрела ли ты на дорогу?

– Вам-то что? – сказала Анита.

– Мне – ничего. В той же мере, что и тебе. Просто картинка никак не складывается.

…такие глаза, он смотрел на нее целую вечность…

…длилось меньше секунды…

…тошнотворный, а потом колеса сразу подпрыгнули, как на лежачем полицейском, и провалились в него, в мягкое…

…захрустело…

…и удар о руль…

…крик, как будто само мироздание забралось к ней в голову многоголосым сиреньим воем…

Именно тогда Аните пришла в голову мысль убить своего Наставника.

«Хорошо бы, если бы его не было, – подумала она. – Но сам он не исчезнет. Поэтому…»

Она шагнула вперед через траву, к краю. Уступ, на котором раскинулся Город, обрывался в пропасть, в бесконечную сине-зеленую пустоту.

– Осторожнее, – сказал Наставник. Он стоял чуть позади нее, за левым плечом. – У бездны нет дна.

– Почему? – пробормотала Анита, наклоняясь вперед, чувствуя, как дыхание перехватывает от невообразимой глубины, как затягивает взгляд темнеющая далеко внизу муть.

– У кольца нет конца, – ответил Наставник тихо. – Давай просто сядем и поговорим, хорошо?

Анита покорно кивнула, шагнула назад. Горло у нее сжалось от мысли, что, если бы они стояли наоборот – Наставник впереди, а она на полшага сзади – то она могла бы броситься всем телом и сильно его толкнуть, а потом склониться над обрывом и смотреть, как исчезает в тенях пропасти человек с искаженным в крике добрым лицом.