Читаем Мир тесен полностью

— Пусть понимает, — задиристо сказал Алимов, упоённый предстоящим разговором с «главным», уверенный в том, что все должны его понимать и принимать таким, какой он есть. — Читал твою статью в областной газете. Очень трогательно. Особенно эта игра рубиновых камней в корпусе, презентованных министром часов. Неужели сам додумался?

Слава густо покраснел.

— Сам.

— Поздравляю! Во второй части вашего со Смирновым эпоса, можете рассказать трудящимся, как этот бетон вырубали. Могу дать эпиграф: «Плакала Саша…»

— Ты преувеличиваешь, — сказал Слава, мучительно чувствуя натянутость и пошлость своей фразы о том, что де «рубиновые камешки в корпусе именных часов и рубиновые звёзды, сияющие над главной площадью страны, из одного камня, так же, как из одной плоти и крови наши герои, наши земные звёзды…» «Как это глупо и напыщенно, — думал Слава, — как притянуто за уши!»

— Не будем спорить, — Алимов снисходительно похлопал Славу по плечу, — пойдём чай пить.

— Да, Сеня подарил нам пачку индийского.

— Сеня — магнат. Мы отдарим ему банку растворимого бразильского кофе, мне обещали достать.

Они молча выпили чай с брынзой и разошлись гораздо раньше положенного времени.

Сергей Алимович знал, что «главный» приходит не к девяти, как все в управлении, а к семи часам утра. «Пойду пораньше, чтоб никто нам не помешал».

Когда он приоткрыл дверь, «главный» что-то писал, сидя за маленьким приставным столом для посетителей.

— Заходи, — едва подняв глаза, сказал он Алимову. Сергей Алимович вошёл в кабинет.

— Так в чём дело?

— Письмо из НИИ получил, — выпалил Сергей Алимович, — ознакомьтесь. — Он вынул из кармана брюк сложенный вдвое конверт и подал его «главному».

— Что за письмо? — «Главный» сел за письменный стол, пробежал глазами фирменный бланк. — Зачем вы туда обращались? Кто вас просил?

Сергей Алимович опустил глаза, не выдерживая сверлящего взгляда «главного».

— Я спрашиваю, почему вы решили поставить под удар всю стройку?

— Но, Виктор Алексеевич, бетон не стандартен. Есть четкое заключение, теперь вы не можете мне не верить.

— Верить — не верить. Я!.. — Злоба душила «главного», он чувствовал, что этот бородатый мальчишка, которого он сам назначил на пост, выбивает из-под его ног почву, ставит под сомнение все его планы, мечты, ставит под сомнение приезд министра. «Главный» улыбнулся, но при всём его старании это была не улыбка, а оскал. — Я не предполагал, что вы такой двурушник.

— Я не двурушник, — Сергей Алимович вспыхнул, — я головой отвечаю за свой участок.

— Шкуру, значит, спасаешь. Молодец!

— Думайте обо мне, что хотите, но это мой долг. Надо делать всё по правилам.

— По правилам! — Скулы «главного» окаменели. — По правилам ты мог бы сейчас торчать старшим лаборантом, а не руководить…

— Я помню, что вы назначили меня на этот пост, — перебивая, сказал Алимов, — я стараюсь оправдать ваше доверие.

— Вон! — «Главный» так стукнул кулаком по лежавшему на столе стеклу, что оно лопнуло. — Вон отсюда! — И скривился от боли в руке. — Подлец! Мальчишка. Вырастил на свою голову. Какой подлец! — шагая в домашних тапочках по своему обширному кабинету, возмущался вслух «главный».

<p>XXXV</p></span><span>

Сергей Алимович написал официальное заявление в партком. Коротко и, как ему казалось, сухо он изложил суть дела и потребовал немедленного рассмотрения конфликта по шестому блоку. С того дня, как он подал это заявление секретарю парткома, Алимов каждое утро являлся в его кабинет и спрашивал:

— Ну, когда обсуждение?

Секретарь терпеливо отвечал ему, что пока не решено, и в конце концов взорвался:

— Клещ ты, Алимов, до чего нудный клещ! Сказать по совести, не думал я твой вопрос в повестку дня включать. Но вижу, не отцепишься. Завтра партком, в четыре дня.

Отправляясь на заседание парткома, Сергей Алимович подбрил бороду, надел чистую белую сорочку, новые брюки и новые туфли. По дороге он всё обдумывал свою речь, получалось складно, убедительно, умно.

Вопрос о злополучном шестом блоке стоял в повестке дня одним из последних, и Сергею Алимовичу пришлось битых два часа просидеть в приёмной. За это время он успел переволноваться, и когда его пригласили в кабинет, где шло заседание, он не испытывал ровно никаких чувств. Какая-то странная, пугающая пустота была в его голове и сердце, даже мелькнула мысль, что все зря и глупо, и опять он ничего не докажет.

Секретарь парткома надел очки и, сбиваясь, начал читать заявление:

«В партийный комитет ГЭССТРОЯ от кандидата в члены КПСС, начальника лаборатории строительства Алимова С. А. Заявление…»

Почти все члены парткома были лично знакомы Сергею Алимовичу, но от волнения он никого не видел, кроме сидевших на видном месте главного инженера и Смирнова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее