Мир тесен

— Та не успеваю я! Вот! — он потряс растопыренными кистями, пропахшими маслом и бензином. — Только две! Из отсека не вылажу! Ночью ход давай, день — ремонтируй!

— Все вкалывают, не ты один, — прогудел боцман.

— Не успеваю! — Впервые я видел, как психовал наш невозмутимый «Скворечник». — Та што вы его на «губе» держите? Пока нету пополнения, давайте Дедкова обратно.

— Его, я слыхал, в Краков отправляют, — мрачно вставил Рябоконь и перекатил папиросу из одного угла большого рта в другой.

— Ну так ходайствуйте, штоб вернули на катер, — не унимался Дурандин. — Хотя временно! Тут он стреляться не будет, некогда тут! А один я все дела не уделаю!

И пошел Костя Рябоконь «ходайствовать» к лейтенанту Вьюгину, а Вьюгин не хуже Рябоконя понимал обстановку (дивизион нес потери в каждом бою), и скрепя сердце пошел командир катера к командиру отряда, и дошло дело до комдива и замполита. Не знаю, что и как у них говорилось, только вдруг Дедков появился на катере перед очередным выходом в море. Был он отощавший, остриженный наголо, и черт его знает, какие мысли копошились в его несознательной голове. Но по работе, было видно, он соскучился. Молча выслушал краткое лейтенантское внушение, сказал: «Есть!» — и нырнул в моторный отсек. А там уже поджидал Дурандин, и было ясно, что он не даст спуску незадачливому «стреляльщику». Я испытал облегчение, когда за переборкой взревели моторы.

В ту ночь, как сказано выше, мы чуть не сгорели, и Дедков расторопно перекрыл бензопровод, а Дурандин, разрядив огнетушитель, сбил пеной пламя. Кстати, той ночью шел на нашем катере замполит Бухтояров и сам все видел.

Поздним вечером 19 июня отряд легких сил к северу от островка Нерва атаковал немецко-финский конвой, в который входили два миноносца типа Т. Несколько раз торпедные катера ходили в атаки, но артогонь был очень сильным. Торпеды шли мимо целей. Все же около полуночи настойчивая атака удалась: катера двумя группами взяли миноносцы в «клещи», отсекли их дымзавесами друг от друга и влепили в один из них две торпеды. Миноносец сразу пошел ко дну.

Трудный был бой.

В ту ночь на Лавенсари пришел из Кронштадта караван судов, в их числе приволокли к нам на дивизион специальную баржу КП-9, оборудованную для хранения и приготовления торпед. Еще буксиры притащили целую «гирлянду» плавёмкостей — штук пятнадцать цистерн с топливом, и я видел, как на пляже трактор зацепил их и выволок из воды на берег: к каждой цистерне были приварены полозья, как у саней. Наступление, известно, пожирает много топлива. И, конечно, торпед.

Молодое пополнение опять не прибыло. Зато заявился с ночным конвоем один человек, который самым грубым образом растолкал меня, тяжело уснувшего после завтрака, часов около десяти. Я еле разлепил веки и уже хотел было обложить как следует будилыцика, но тут увидел водянистые глаза и насмешливо выпяченную нижнюю губу.

— Сашка, черт, — пробормотал я. — Что ты спать не даешь…

— В раю ужо отоспишься лишек, — сказал Игнатьев своим высоким, бабьим голосом. — Ну? Слезай с перины клоповой!

Я оделся, мы вышли из казармы, сели на здоровенный, вросший в землю с сотворения мира, согретый солнцем валун. На долговязой Сашкиной фигуре был коротковатый узкий китель с погонами главстаршины.

— Не режет под мышками? — спросил я сквозь мучительную зевоту. — Смотри-ка, все выбились в начальство. Один я в мелком чине прозябаю.

— Во флотской газете нельзя в мелких чинах. Солидность нужна. — Он оглядел меня, и было заметно, что мой вид не привел его в восторг. — Одни усы остались, Борис. Чего это ты спал с лица?

— Работы много.

— Слышал, как вы работаете. Борька, я про вас писать буду. Затем и пришел на Лаврентий.

— Пиши, — сказал я, сворачивая цигарку. — Только не про меня.

— Погоди крутить. — Сашка сунул пачку «Беломора» с оторванным верхом; мы закурили. Он испытующе смотрел на меня. — Что случилось, Борька? Опять набедокурил?

Он не пожелал снизойти к тому, что я, очумелый с недосыпу, еле ворочал языком. Пришлось коротко выложить ему «дедковскую историю».

— Экие страсти тут у вас! — воскликнул Сашка. — Да, про это писать нельзя. Эх ты, защитник угнетенных.

* * *

20 июня войска Ленфронта взяли Выборг. А в Выборгском заливе, вернее на островах Бьёркского архипелага, заварилась большая драка. В ночь на 21 июня в узкость пролива Бьёркезунд вошел отряд тендеров с разведкой, прикрываемый морским бронекатером и катерами-дымзавесчиками. Разведрота из 260-й бригады морской пехоты высадилась в глубине архипелага на северную оконечность острова Пийсари. Завязался бой. Разведка, питаемая подкреплениями, переросла в десант. Ломая сильное сопротивление, десантники продвигались по вытянутому, как восклицательный знак, островку на юг, пока не очистили его полностью к утру 23 июня. Финны начали отвод войск с соседних островов Бьёрке и Торсари. Десантники прочесали эти и прилегающие мелкие острова, и в ночь на 27 июня архипелаг был очищен полностью.

Об этом десанте мне позже рассказал его участник Василий Ушкало.