Мир Уэйда

– Нет, не злись, приятель… не надо. Я просто хочу, чтобы ты осознал, насколько противоречишь сам себе. Если по твоим словам смерть делает человека счастливым, освобождает… и в то же время ты утверждаешь, что какие-то пятнадцать лет вообще ничто, то ты должен быть на седьмом небе от счастья, разве нет? Мы все должны. Вот и всё, что я хочу сказать. Всё, что я хочу донести до тебя. Осознание того, что мы умираем… и это чертовски здорово! Нет причин уходить раньше. И дело здесь не в политике своеволия, и не в пресловутом контроле, а в банальном невежестве и в посредственности суждений. Смерть это итог жизни. Самоубийство говорит о том, что ты так и не понял главного. Самоубийство перечеркивает всё. Брачок… некондиция и зараза для той вселенской информации, о которой мы только что говорили.

Уэйд внезапно перестал злиться. До него доперло. Он никогда и не думал, что Гарри может быть настолько мудрым. Да, он, конечно, был умником – мог, к примеру, воскресный кроссворд разгадать… – но чтоб настолько, не поземному?.. Нет. Такого от старика Гарри Уэйд никак не ожидал.

– Как бабочка.

– Какая еще бабочка?

– Ну из рассказа… – напомнил Уэйд. – Незначительное явление – но непоправимые последствия.

– А… – Гарри сощурился, что-то вспоминая. – Ты про рассказ Бредбери…. – а потом закивал. – Да, ты сраная бабочка.

– Я сраная бабочка…. – глухо повторил тот.

– Ты снижаешь сопротивляемость мира, в котором живешь. Благодаря таким, как ты, мир думает – а чего собственно бороться-то? Пусть рубят, пусть травят, пусть сливают всякое дерьмо, пусть засоряют, пусть переубивают друг друга. Какая к черту разница – сегодня или через пару тысяч лет! Для мира это ничто, как для тебя пятнадцать в твоем сознании. Всё равно ведь исход один. – Гарри усмехнулся. – Все возомнили себя крутыми философами, коли смогли решиться на самоубийство. Ведь в этом столько храбрости и тонкости. Для таких, остальные – трусы. А на деле самоубийцы не обладают высоким уровнем сознания или какой-то особой чувствительностью. – Гарри пожал плечами, пытаясь подобрать слова. На его лице читались пренебрежение и скука. Слова были излишни, Уэйд и так все понял. – Не знаю…. Ну как еще объяснишь человеку, почему он не должен себя убивать.

– Я всё понял. – холодно отозвался Уэйд.

Но Гарри был все еще на своей волне и, казалось, никого не слышал, кроме себя.

– Религия обошлась пустыми догматами, действующими только на самых внушаемых. Но ты спроси кого-нибудь из сановников – почему? Почему я не могу убить себя? Знаешь, что он ответит? Он начнет разоряться на тему, что каждая жизнь священна, что ее дал тебе Бог, и только он может ее забрать. Но этого мало! Это НЕ ОТВЕТ! Это лишь строчка из учебника, по которому его учили. И ничего больше…. И это никогда не остановит самоубийцу, потому что это одна вода. Не ответ. Это заученная строчка, смысл которой сам сановник не понимает.

– Но тебя я понял. – повторил Уэйд и Гарри, наконец, услышал его.

– Правда?

И тот кивнул.

– Это хорошо. Значит, сможешь кому-нибудь вправить мозг. И кстати вот это твое понимание, тоже делает тебя бабочкой… только уже не сраной. Хорошей бабочкой.

Уэйд усмехнулся, и Гарри тоже.

– Смотри, там что? Птицы?

Шериф сощурился и пожал плечами.

– Понятия не имею, но это по пути, так что увидим.

Красно-оранжевое небо, а точнее небольшой участок впереди был усыпан разноцветными движущимися точками. Может снова бабочки? Хотя в этом случае они должны быть размером с Уэйда, а иначе как с такого расстояния различить цвет? Идея с птицами тоже, конечно, отпадает, хотя в мире больших размеров всё возможно…. Это могли бы быть флаги или еще какие-то цветные полотна. Но подойдя вплотную, Уэйд и Гарри убедились, что это никакие не птицы и уж тем более не бабочки, а десятки разноцветных дельтапланов, парящих словно мошкара.

– Что они делают? – изумленно спросил Уэйд, но Гарри лишь пожал плечами.

И впрямь аппараты находились в воздухе слишком близко друг от друга, и даже те, что взмывали с земли, неизменно брали курс на уже оформившееся облако дельтапланов. И в итоге они неизбежно сталкивались или цепляли друг друга крыльями, и тогда падали. Не все, но многие – винтом или планируя, как они с Гарри совсем недавно… но всё-таки неизбежно падали. И не все из упавших взлетали снова. Всё это выглядело довольно бесцельным и полным абсурда. Взлетали и падали – вот и вся история. Равнину делила расщелина, над которой собственно и происходило действо, и даже сомнений не возникало в том, что весь овраг завален поломанными аппаратами и их пилотами. У Уэйда внутри всё сжалось, он вспомнил, как упал сам, как стремительно приближался к земле, как едва не погиб. На этой штуке разбиться, как делать не фиг. И тому доказательством служила расщелина, доверху полная поломанных конечностей, спин и шей. Не мертвецов – просто заводных игрушек, разобранных на детали.

– Странно видеть здесь других людей. – глухо заметил Уэйд.