- Не-а – не угадала. Понимаешь, если бы эти двое вели мирную жизнь, возможно, такой вариант и был бы оптимальным. Но они всю дорогу воевали, и ломиться за ними в гущу сражения – в эту хаотично движущуюся толпу, даже будучи невидимой, мне было бы не совсем удобно. Так что я пошла по другому пути – нашла в горах уютную такую пещерку (недалеко от их знаменитого Олимпа, кстати), и оставила там свое физическое тело. А присматривала за ними – уже в бестелесном виде, так сказать. Правда, братцы порой вытворяли такое, что даже у меня не всегда получалось вовремя отклонить все летящие в них колюще-режущие предметы. Особенно в этом Страж преуспел. Видимо, у него в привычку вошло лезть на рожон – еще, когда альфаром был. Да и за двумя сразу уследить было непросто – они ведь не всегда вдвоем в одном и том же месте находились.
- То есть – ты была рядом с кем-то из них постоянно?
- Ну… не совсем. Когда им приходила охота потраха… прошу прощения, любовью заняться, над душой у них я, само собой, не стояла и свечку тем более не держала. А когда было с кем – эти двое могли предаваться страсти часто и долго. В такие моменты я возвращалась в свое тело, чтобы оно, фигурально выражаясь, от меня не отвыкало, да и мыслить во плоти намного легче. И не только – в полноценно живом виде вообще все делать легче. Представь себе – в отличие от людей, мы, альфары, в бестелесной форме тоже обладаем сознанием и способностью мыслить, хоть и не настолько четкими. И, в отличие от рожденных альфаров, изначальные – помнят обо всем, что с ними происходило в бесплотном состоянии.
Но в случае с этими двумя моя бестелесность не была гарантией невидимости. С тех пор, как я поняла, что братцы, даже будучи людьми, видят бесплотные сущности, особенно Страж, мне приходилось исхитряться, чтобы не попасться им на глаза. И все равно временами казалось, что они мое присутствие чуть ли не печенкой чуют. Ну, должна же я была хоть как-то позаботиться о нежной психике нашего неотразимого Стража? Он, бедненький, и так на полном серьезе считал, что у него с головой все печально. Ты только поставь себя на его место: обращаешься к какому-то богу, исключительно, чтобы соблюсти ритуал – а этот бог, мало того, что тебе отвечает, так еще и визуально является! А фишка вся в том, что неупокоенная душа, получившая «божественный» статус благодаря слепой человеческой вере, на зов вседержителя не может не явиться – не имеет ни сил, ни права воспротивиться. Да и желания – тоже. Так что я, среди прочего, еще и бесплотные сущности от них отгоняла, чтобы поменьше попадались на глаза и не смущали лишний раз неокрепшие умы моих безбашенных братцев. Что примечательно, они почему-то так и не поделились этим друг с другом – так и не узнали, что оба их видят.
- Я так понимаю, ты тоже мне не скажешь, как их звали в земной жизни?
- Алин, пойми меня правильно – сказать-то я могу, мне не трудно. Но если я это сделаю, то сломаю тем самым Печать, которую зачем-то наложил на твое сознание наш неотразимый Страж, сам того не ведая. Какими будут последствия в твоем случае – предсказать сложно. Как минимум – у тебя дико заболит голова. А ты у нас, помимо прочего, будущая мамочка. Так что хорошо подумай: оно тебе надо – так рисковать?
Я вздохнула и точным ударом отправила в нокаут собственное любопытство:
- Ладно, я поняла – нам лучше сменить тему.
Ашшора покачала головой:
- Жестко ты – со своим-то родным любопытством! Да разве ж так можно? Сестренка, запомни: женское любопытство – это святое. Одна из главных движущих сил Мироздания, между прочим. В конце концов, Печать в твоем сознании затрагивает только имена – своего рода ограничение на полную идентификацию личностей. Всего остального она не касается. И если тебе так хочется поговорить о прошлой жизни собственных мужей… Одним словом – ни в чем себе не отказывай. Короче говоря – задавай уже свои вопросы.
Я воспрянула духом:
- Ну, для начала, я хотела поговорить о дочери Аль… нашего стража. Армон мне о ней, конечно, рассказывал, но как-то совсем мало, в двух словах.
Богиня заговорщически улыбнулась и подмигнула мне:
- Ты уверена, что хочешь поговорить о его дочери, а не о ее мамочке? Да расслабься – я тебя поняла. Ладно, садись поудобнее – буду сказывать тебе красивую сказку, в смысле, быль.
Эта история, в общем-то, была достаточно типичной для той эпохи – знатный юноша, сын и наследник царя, обратил свое внимание на бесправную рабыню. Вот только нетипичными оказались сами персонажи – и царевич, и рабыня.