Ладно, попробую объяснить на конкретном примере. В общем, описан в этих текстах такой эпизод, когда один из персонажей услышал голос бога, что называется, с небес, который потребовал у него принести в жертву ребенка в качестве доказательства своей веры и преданности. И этот святой, в кавычках, человек потащил собственного ребенка на алтарь, уже и меч над ним занес, но в последний момент, якобы, божественные силы заменили ребенка козленком, детенышем козы – есть у нас такое мелкое копытное. И ни у кого из миллионов людей, читавших эти тексты, почему-то не возникло закономерного вопроса: а на фига господу богу наши вера и преданность? Ну, зачем это нужно всесильному и всемогущему, если он способен решить любую проблему одним движением пальца? Чтобы потешить свое самолюбие? Но если у него есть самолюбие – какой же он тогда всесильный и всемогущий? Самолюбие – это слабое место, уязвимость, болевая точка, воздействуя на которую можно заставить кого угодно сделать что угодно, причем так, что человек даже не поймет, что его использовали. Вот разве что эту историю расценивать как попытку господа бога вправить мозги придурку: мол, посмотри на меня внимательно – я плохой, мне плевать на тебя и твоих близких, я вовсе не стою твоей безграничной веры и преданности. Короче – расслабься и живи нормальной человеческой жизнью.
Ну, не способна я уверовать в то, что господь бог самовлюбленный мудак – и ничего не могу с этим поделать. Мне кажется, если богу и нужно что-то от человека, то разве что одно – чтобы он человеком был. Но наши верующие почему-то свято верят в то, что когда у них случаются неприятности в жизни – это господь бог их испытывает. И история эта, кстати, тоже преподнесена пастве как испытание, ниспосланное богом человеку. Так и хочется сказать – да на фиг вы ему сдались, чтобы он вас испытывал? Он и так знает, что вы собой представляете, на что способны, а на что – нет. Вот уму-разуму поучить – вполне в его стиле. И если у вас какое-то попадалово в жизни, значит – вы где-то стратили, что-то сделали не так, ищите ошибку и исправляйте. По-моему – это намного логичней.
- Алина, я правильно понял, что самолюбие – это любовь… к себе самому? – перебил меня Альдар.
- Ну, да.
- Но… как такое возможно – любить себя самого? Хотя во мне это чувство поселилось совсем недавно, я уже успел понять, что когда ты любишь кого-то, то воспринимаешь его как свой смысл, свое предназначение. Воспринимать же так себя самого… это какой-то абсурд, бессмыслица. Ну, если сравнивать с вещами, например, со стулом, на котором сейчас сидит Амор: стул предназначен для того, чтобы на нем сидеть, а сам по себе – он не значит ничего. Даже не знаю, как правильно сказать, но, по-моему, любить себя самого невозможно так же, как и предаваться страсти с самим собой.
Ну… насчет последнего взрослое население планеты Земля вполне могло бы поспорить с Альдаром Лучезарным, но я – почему-то не стала.
Альдар какое-то время молчал, словно обдумывая что-то, а потом спросил:
- Сердце мое, скажи, я сделал правильный вывод насчет того, что ты восприняла эти ваши священные тексты совсем не так, как другие люди?
- Наверно, правильнее будет сказать – что я их вообще не восприняла. Возможно, из-за того, что по профессии я юрист, законник, первым вопросом, возникшим у меня после прочтения эпизода с несостоявшимся жертвоприношением ребенка, был вопрос – а чем, собственно, этот мифический персонаж, его папаша, отличается от серийного убийцы, который убивает потому, что какие-то голоса приказывают ему убивать? На первый взгляд – ничем. А на второй – отличается, только не в лучшую сторону. Дело в том, что серийные убийцы могут, конечно, убивать чужих детей, но, ни разу, и ни один из них не посягнул – на собственных. Короче говоря, у мужика налицо все признаки шизофрении – именно при этом психическом заболевании людям мерещатся разного рода голоса. Он явно тронулся умом на религиозной почве – и сейчас такое бывает сплошь и рядом, что же тогда говорить о тех далеких диких временах? И мне предлагают поверить в то, что этот мужик – святой? Святой, которому и в голову не пришло, что у него нет никакого права приносить этого ребенка в жертву, хотя бы потому, что не он его в муках рожал? Святой, которого не посетила мысль о том, что его вера в бога, как и его взаимоотношения с богом – это его личные трудности, но никак не проблемы других людей? Взрослый мужчина, практически совершивший детоубийство (!), потому что его, видите ли, подвигла на это любовь (!) к богу – святой?! Серьезно? Меня это так возмутило, что я даже подумала: если этот мужик на самом деле был, его счастье – что меня там не было, и не я была матерью этого ребенка. Он бы у меня себя, любимого, в жертву принес, причем – с особой жестокостью. Ну, если ты так безумно любишь бога, что готов ради этого убить собственного ребенка, то вполне заслуживаешь такой чести – отправиться к богу досрочно и вне очереди.