Мир, в котором меня ждут. Ингрид

Пока Ингрид слушала их, она видела, как без стеснения и надрыва плачут её друзья, чисто и спокойно. Слёзы стекали по щекам медленно, но непрерывно, не оставляя после себя ни красных глаз, ни воспалённых щёк. Девочка и сама хотела плакать, тем более что музыка была жива и прекрасна, а воспоминаний – слишком много. Ингрид легла на траву и смотрела в небо, слушая живую мелодию, и небо становилось всё ближе. Смотреть на слёзы друзей было уже выше её сил. Сегодня она впервые видела плачущих Великую Княгиню, Георга Меркурия, Деметроса Аркелая, Феодору Анисию, даже Харальд Краснобородый, скупой на чувства, вытирал лицо платком, отвернувшись. Ведь всё-таки это прекрасно, когда есть с кем плакать вместе. Не только радость, но и слёзы способны объединять людей, но не потому, что это общее горе, ради которого надо мириться даже со врагами, а потому, что есть общая боль. Все друг друга понимают и по-настоящему в такие моменты. А это было именно то, чего Ингрид так не хватало.

Они всё играли и играли, мелодия всё лилась и лилась вне. Вначале она была грустной и трагичной, потом всё светлее и чище и, наконец, переродилась в стремительный сияющий поток, а тот в свою очередь плавно растворился в небе. Лес вокруг вторил звукам эхом до тех пор, пока последняя нота не унеслась вдаль. Так они и остались сидеть в Тишине, когда закончилась музыка. И каждый прожил эту Тишину до конца, по своей мере. Затем все начали медленно расходиться. Глубоко кланялись друг другу, тихо убирали свои инструменты и беззвучно уходили, кто по одному, кто по двое, кто по трое.

Наконец, на пригорке остались только семеро: Никифорос и Артемида, Улав, Эдвард, Хельга, Сольвей и Ингрид. Хельга положила руку Ингрид на плечо и сказала, первой нарушив молчание:

– Теперь ты поедешь с нами на лето.

– А как же всякие контрольные работы? Я ведь их не сдала.

– Так никто не сдал, – успокоила её Сольвей. – Из-за прорыва всё перенесли.

– Я спешу тебя обрадовать на этот счёт. Деметрос Аркелай, когда мы виделись последний раз, сказал мне, что тебе засчитают спасение наших войск за сдачу нескольких предметов, – деловито сказал Эдвард.

– Даже так? – Ингрид очень удивилась.

– Да, он сказал, что потрясён твоей смекалкой.

– Это мне льстит, – усмехнулась она.

– Нет, серьёзно, ведь если бы ты не уничтожила медальон, всё было бы гораздо хуже, – сказал Улав. – Чтобы разрушить церемониал, надо было сначала найти главный предмет вызова, а он, как оказалось, всё это время был у тебя. А его можно разрушить, только сломав треугольник: первая точка в нём – это предмет вызова, вторая – место мертвецов, адрес вызова, а третья – точка начала призыва. Если разрушить хотя бы две из трёх, то третья обнаруживает себя сама, но для этого важно было сначала обезвредить именно медальон.

– Я даже не задумывалась об этом, – сказала Ингрид в недоумении.

– А ты это никому не говори, – посоветовала Хельга. – И рекомендую тебе на зачёте по геометрии взять тему равенства треугольников.

– Уранос Пифагор лопнет, – заметил Никифорос.

– О да, теперь у меня с треугольниками всё очень хорошо, – шутливо заметила Ингрид.

Они понимающе вздохнули. Впереди были аттестация за год, сборы по домам и ещё целое лето, которое для Ингрид стало началом целой жизни.