Мир в раннее Новое время

Морские культуры сохраняли целостность до тех пор, пока насыщались импульсами из базовых очагов — Скандинавии и Берингоморья. Со временем этап колонизации сменился этапом развития колоний, и героика покорения пространств растаяла в обыденности налаженных отношений. Морские пути и берега, напротив, стали замерзать — теплый климат сменился к середине II тысячелетия н. э. «малым ледниковым периодом». Свою роль сыграло влияние южных цивилизаций Востока и Запада, предлагавшее устойчивые альтернативы ценностям северных элит. Основным фактором, приведшим к «остыванию» северных морских культур, было превращение кочевых морских дружин в оседлую элиту колоний. Ушли в прошлое боевые флотилии северных пиратов и китобоев, а вместе с ними корабли-драконы, трезубцы и большие общинные дома.

Первыми сошли со сцены викинги. С севера на их владения наступали льды, с юга — христианство. На Русском Севере они растворились в среде поморов, в Гренландии их колонии исчезли в XV в. Одновременно гренландские эскимосы переориентировались с морской охоты на промысел мускусного быка. Упадок китобойного промысла и, соответственно, культуры туле произошел в XIV–XVI вв. на всем арктическом пространстве от Гренландии до Чукотки; в центральной части канадской Арктики добыча китов прекратилась полностью. С XV в. большие поселения китобоев на мысе Крузенштерна уступили место разбросанным по берегу однокомнатным хижинам, жители которых вместо китов ловили рыбу. Колонии магистральных морских культур распались на локальные общины.

Зооморфное скульптурное изображение. I тысячелетие н. э. Эвенкский могильник (Чукотка) О Государственный музей искусства народов Востока, Москва

В Северотихоокеанском и Североатлантическом ареалах арктические мореходы не только осваивали морские берега, но и создавали цепочки речных колоний. Это вызывало развитие сухопутных, прежде всего зимних коммуникаций, а в целом — эффект транспортного резонанса, когда удвоенный потенциал путей по воде и суше обеспечивал устойчивость обширного социального пространства. Два вида транспорта подпирали друг друга, давая возможность протянуть сеть коммуникаций в отдаленные земли (например, восточноевропейские, уральские и чукотские тундры). В качестве наземного транспорта викинги предпочитали коней, эскимосы — собак. В Евразии альтернативой скандинавским лошадям и эскимосским собакам стали олени. Крупнейшие очаги арктического оленеводства — саамский, ненецкий и чукотский — находились в непосредственных связях с центрами морской культуры: тундры саамов и ненцев примыкали к «северному кольцу» викингов, тундры чукчей — к морским путям эскимосов-туле. Оленеводческие кочевья начинались там, где кончались морские, и были их сухопутным продолжением.

Оленеводство в Северной Евразии известно с раннего железного века и стало традицией, по меньшей мере, в четырех культурных ареалах — в Фенноскандии, на Урале, Алтае и Чукотке. Однако до середины II тысячелетия н. э. оно сохраняло значение вспомогательного средства охоты (олени-манщики) и транспорта. Крупные стада и соответствующие кочевые практики распространились в тундрах Евразии с запада на восток в XVI–XVIII вв.

Становление самого раннего, саамского очага крупно стадного оленеводства связано с влиянием культуры скандинавов. Уже первое описание североскандинавского оленеводства IX в. норманном Оттаром содержит признаки расширения его масштабов: ручные упряжные олени ценились и составляли статью «финской дани» наряду с пушниной, кожей морского зверя и птичьим пером; стадо в шестьсот голов скопилось у халогаландца из дани и предназначалось, вероятно, не столько для кухни, сколько для зимних военно-торговых экспедиций, в которые он мог ежегодно снаряжать до десятка купцов-воинов с проводниками и товарами; судя по всему, «самые знатные» саамские партнеры-данники, для которых не слишком обременителен был ежегодный налог в пять ездовых оленей, также располагали значительными стадами. В XVI в. в горных тундрах Северной Скандинавии кочевали саамы-оленеводы, потесненные южными соседями и двигавшейся на север государственностью с ее повинностями и налогами. В XVII в. крупностадное оленеводство распространилось в самоедских тундрах от Белого моря до Таймыра; несколько позже оно заняло ведущие позиции в восточносибирских тундрах у коряков и чукчей. За относительно короткий срок северные промысловики превратились в пастухов-кочевников, и основой тундровой экономики стало крупностадное оленеводство.