Мир в руках игрока (СИ)

   Мориц чувствовал себя шахматным королём, которого искусный противник с каждым ходом приближал к матовой ситуации. Нельзя ходить другими фигурами, нельзя атаковать, можно лишь прятаться. Но прятаться негде. Противник хитёр, а ты одинок. Он предвидит каждый твой ход, что теперь абсолютно несложно. Всё поле простреливается. Каждая клеточка под контролем, и среди битых полей есть лишь один вариант отступления. Его вели, его контролировали, ему диктовали свою волю. А он не мог сопротивляться и лишь уступал, отступал, уступал...

   У него, как и у неё, не было выбора.

   -Я всё понял, - произнёс он, и в его голосе, звонком как сталь, чувствовалось предвестие будущих пороховых гроз и свинцовых дождей. Он всё понял. Трепещи, враг, так как именно в эту минуту из тьмы веков воскрес Генерал.

   Когда во втором часу ночи он вошёл в полутёмную спальню, его взор пал на столик для игры в Сёги, и сердце, внезапно выбившись из привычного ритма, забарабанило быстрый марш. Освещённое лунным светом одноцветное поле было заставлено плоскими костяными фигурами для продолжения прерванной три века назад партии.

Вызов

1

   Дни потянулись бесконечной чередой. Днём - плацы, стрельбища, казармы. Вечером - совещания. Ночью - изучение специальной литературы, сводок, отчётности. Поздней ночью и до раннего утра - зыбкий сон без сновидений, или, что ещё хуже, переполненный бестолковыми образами, мало отличающимися от действительности.

   Стройные шеренги солдат и дикие, монотонно повторяющиеся крики капралов, отдающих противоречивые в своей непоследовательности приказы: "Мушкет на плечо! Ровнее шаг! Взять подсошник и оба горящих конца фитиля в левую руку, мушкет в правую! Равняйсь! Заряжай! Пли!".

   И ты сам не чувствуешь, как ноги послушно начинают шагать, комкая простыню и одеяло, в горле глухим урчанием рождаются мёртвые, из-за невнятного произношения, команды, а разум мечется в лабиринте сна от образа к образу, от шеренги к шеренге, от лица к лицу, стремясь найти выход, но не находит, ибо разве можно выйти из жизни? Нет, из жизни можно только уйти.

   Серые, томительные дни. Повелевающие, иссушающие, утомляющие. Бесконечная череда разных, но в тоже время до отвращения похожих будней, переполненных лязгом и грохотом оружия, топотом ног, запахом пороха.

   Дни словно вытянуты в цепочку и туго натянуты. Ни минуты для отдыха. Распорядок дня очень строг. Очень много нужно успеть, но времени на всё никогда не хватает.

   Ограниченное время, напряжённая воля, обнажённые нервы, усталость...

   Лишь в воскресенье можно расслабиться, отряхнуть от казарменном пыли отодвинутые в самый дальний угол эмоции, переодеться в гражданское, лёгкое и изящное (по крайней мере, так кажется когда сменяешь туго обтягивающий грудь мундир и кирасу на свободный, дающий телу возможность дышать, сюртук) и отправиться с визитом к госпоже Изабелле.

   Курандо на подобное времяпровождение смотрит косо, постоянно вертится рядом и хмурится, но помалкивает, храня внутри себя свои беспокойные мысли.

   Мориц вьюном вьётся вокруг девушки, сопровождая её на воскресных прогулках, чем наверняка вызвал немало кривотолков и сплетен у живущих рядом соседей. Его уже записали в суженые Изабеллы, тем более, что "переписчик" в обличье Сержа устроил несколько громких скандалов, чем поверг в шок провинциальную общественность, а Курандо, когда надо изощрённый и невероятно коварный, сумел отвадить всех других кавалеров, желающих приударить за молодой и красивой девушкой.

   Мориц был вне конкуренции. Ему просто не с кем было теперь конкурировать. Это добавляло ещё одну тему в копилку слухов местных сплетников. Ну и чёрт с ними. Главное - чтобы эти сплетни никто не рассказал Изабелле - в этом заключалась ещё одна из забот Курандо, добавляющая ему седины и морщин.

   Вообще-то Курандо стал в последнее время утомлять Морица. Он был как старый чёрт, таскающийся по белому свету вслед за подписавшей дьявольский договор грешной душой. Вроде бы он и нужен, для исполнения различных заковыристых поручений, но в то же время он похож на стервятника, ждущего, когда придёт его время, и таит в себе напоминание, что рано или поздно за купленное дорогой ценой счастье придётся расплачиваться. В аду, переполненном криками сражающихся, пороховым дымом и грохотом выстрелов...

   Изабелла перестала бояться Морица, и это его несказанно радовало. В её присутствии он терялся, так же как терялся в своё время в присутствии Ирии. Он был воином, не поэтом. Он знал, как вести в бой войска и брать города, но он не знал, как следует поступать чтобы покорить сердце девушки. Весь его жизненный опыт, все его знания пасовали перед такой, казалось бы, нехитрой задачей. В своё время с Ирией его познакомил Гёктор Гёскон, при дворе которого юноша Массанаса содержался как почётный заложник, и именно он, найдя юного варвара в достаточной степени образованным и благородным характером, предназначил ему свою дочь в жёны. В те времена все чувства определялись высокой политикой, да и в эти определяются тоже.