Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом

— Это кольцо принадлежало супруге генерала Народной армии. Очаровательная особа. Я видел ее портрет на комоде и был уже готов лечь в постель и дождаться ее возвращения. Ради знакомства я готов был подарить ей брошку из ее собственной шкатулки, она наверняка очень ей шла. Кольцо у меня откупит коллега, он шастает по международным отелям и делает свой бизнес с бизнесменами. Обзавелся где-то фальшивым заграничным паспортом и расхаживает с таким видом, словно он директор IBM. Преуспевающий человек.

Ближе к концу войны Йордан как жертва нацизма, борец с монархией и пособник партизан был выпущен из тюрьмы. Йордана назначили главой полиции в его родном городке — карьера в те времена не столь уж и удивительная. Но вскоре он заметил, что виллы обзавелись не только новыми жильцами, но и прежними, вечными искушениями. Причем смена прошла без сучка-задоринки как среди хозяев вилл, так и среди тюремных охранников. Йордан наблюдал за этим процессом со все растущим нетерпением — он пополнел, и угрызения совести его стали мучить сильней. Его никогда не интересовало, кто именно обитает в этих виллах. Покуда на свете имелись виллы, они подлежали ограблению. И Йордан снова принялся за старое. А поскольку он не мог и не желал изменить свой стиль — ну как может человек изменить свой почерк? — ему лишь недолгое время удавалось, дабы ввести полицию в заблуждение, более или менее правдоподобно доказывать, что кто-то работает под него.

— Вообще, здесь мало что удается продать. Я не хочу сбывать эти красивые вещи по бросовой цене, а здешние покупатели норовят ухватить что-нибудь по дешевке. Побывал я и у антиквара, выдал себя за человека, в свое время подвергшегося репрессиям. Но он не желает неприятностей.

Поскольку Иордан под конец ограбил виллу высокого партийного функционера, его засудили как неисправимого политического преступника и упрятали в тюрьму, отведенную для содержания наиболее злостных врагов народа. Арестанты, как идеалисты, так и представители старой гвардии, поначалу отнеслись к нему скептически. «Не туда они тебя посадили», — после чего их пальцы указывали на другое отделение тюрьмы, где содержались уголовники. Но покуда они в часы прогулки занимали длинную очередь перед двумя сортирами и вели разговоры со стоявшими спереди и стоявшими сзади, ему удавалось завязывать одну дружбу за другой — с секретарем одного из правящих лиц он на профессиональном языке рассуждал о поколениях и посевных площадях, с питающим гедонистские наклонности предводителем социал-демократов — одной из многочисленных партий, существовавших лишь в тюрьмах и лагерях, он спорил о самых красивых женщинах столицы, которых бывший депутат знал по приемам, а король вилл — по портретам, тем, что он прихватывал с собой, если ему нравились их улыбки. Некоторых он наставлял в открывании замков, соблюдении тишины и правильной оценке драгоценных камней. Ибо тюрьма прямо на глазах превращалась в университет. Названия лекций звучали примерно так: «Введение в ночную жизнь мегаполисов», «Прогрессивная критика Прудона, Троцкого, Кейнса, или Лексикон Венских ругательств» — таковы были темы некоторых лекций. А король вилл вел политехнический семинар в Институте точной механики.

— Мы живем в эпоху прописных истин, Бай Дан. А теперь скажи, чем ты все это время занимался.

Обменявшись со мной несколькими фразами, он решил на сегодня закрыть торговлю. Мы пошли с ним ко мне, распили бутылку виноградной водки и переговорили о тюрьмах жизни. Почти сразу после того, как король вилл со мной распрощался, в мое окно ударил камушек. Я выглянул, и от прохладного воздуха у меня слегка закружилась голова.

— Ты только посмотри, как они мне подмигивают! — Король вилл указал на уличные фонари и скрылся.

Когда на другой день я снова навестил Златку, гнев ее успел улетучиться. Она до такой степени пришла в себя, что ей уже доставила удовольствие возможность открыть мой гостинец — банку с вишневым вареньем — и в ходе нашего разговора постепенно опустошить ее, причем опустошить с чистой совестью, потому что, из вежливости отведав ложечку, я отвечал отказом на все ее дальнейшие потчевания.