Мир внутри

– Все мы рабы Божии, – возразил ему тогда кардинал, но в ответ получил лишь хитроватую усмешку, затерявшуюся в синих глазах. Засим последовали подробные объяснения тех чертежей и рисунков, что принес с собой посадский самоучка. Кардинал, сам человек разносторонне образованный, написавший книгу «Об эфире, сферы пронизывающем», разошедшуюся среди немалого числа монастырей, долгое время изучавшим труды известных ныне и ранее астрономов и космогонистов, порой вынужден был останавливать разошедшегося московита и просить уточнить те или иные детали, стараясь вникнуть в новые, открывающиеся перед ним доказательства и выводы. Внимал, пытаясь высмотреть хоть одну нестыковку, несуразицу, нелепицу. Понимая, что только он в состоянии разобраться с столь сложном деле. А уверившись, осознал, что из всей курии, только и способен объяснить пользу и выгоду нового мероприятия вечно погруженного в релизиозные войны и рассуждения об истинной вере папе Клименту VIII.

– Какова готовность к старту? – спросил барон, невольно хмурясь.

– Кочегары прогревают двигатели. Скоро отчалим.

Неприятно, когда на корабле заместо капитана всеми делами управляет какой-то посадский перебежчик. Да еще и почти нехристь… Барон сдержался и сквозь зубы пробормотал:

– Доложите о полной готовности.

– Конечно, ваша милость.

Иван заткнул пробкой свой конец переговорной трубы и свистнул, давая понять, что разговор окончен.

Примерно спустя минуту Иван рявкнул так, что голос его был слышен сверху донизу по всему кораблю:

– Ключ на старт! – гаркнул он. И тут же. – Началось, ваша милость. Теперь молите Бога, чтобы все прошло с Его помощью.

– Запускайте, – ответствовал барон, прекрасно понимая, что все его попытки покомандовать вызовут лишь усмешку у московита.

– Ключ на дренаж!

Корабль снова вздрогнул. Начала отходить последняя ферма, поддерживающая его. Внизу послышался мощный гул, он усиливался с каждым мгновением, рос, крепчал, переходя все возможные пределы.

– Зажигание…

Гул перешел в рев, отдаваясь болью в ушах. «Мария Магдалина», сотрясаясь, задрожала, готовая стартовать в любую минуту.

– Предварительная…

Все, последняя подпорка упала, корабль стоит сам по себе, устремленный в небо, дожидаясь следующей команды. А она не замедлила с появлением:

– Главная! – и почти тот час же:

– Подъем!

Страшно взревели двигатели, изрыгая из дюз феерические лепестки пламени, окутывая «Марию Магдалину» и все вокруг тяжелой пеленой дыма. Казалось, сама земля задрожала.

И в этот миг освященный корабль начал свое медленное, но с каждой секундой все быстрее и быстрее продвижение ввысь, к звездам…

Перегрузки тяжелой десницей приковали барона к креслу. Невозможно оказалось даже шевельнуть рукой, головой, да что там невозможно слова сказать. И все из-за этого проклятого самоучки, мрачно подумывал Мюльбергер. Но мысли плохо слушались, путались, перескакивая с одного на другое. Барона утешала лишь мысль, что и новгородцу в данный момент приходится испытывать тоже.

Резкий рывок, короткая передышка, хриплый голос, с шумом и придыханием произносящий слова, не узнаешь прежнего задорного лухмановского говора:

– Первая ступень отошла, – и снова тяжким бременем ложится на плечи перегрузка.

Барон подумал, что кочегарам этой ступени повезло – отработали свое и сейчас медленно опускаются вниз, на землю, приземлятся где-нибудь в Австрии или Венгрии. А они двигаются дальше в неизвестное….

Предыстория той аудиенции у кардинала Антония, на которой присутствовал и сам барон, представлялась порою удивительной, но более всего в появлении самого Лухманова с его многообещающими идеями. В то время в Московии назревала смута, восшествие на престол царя Федора Иоанновича ознаменовалось беспорядками, а скорая смерть царевича Димитрия и вовсе ввергла страну в раздоры и распри. Многие бояре и купчины тогда бежали прочь, спешно меняя веру, припадая к стопам новых властителей и ища у них поддержки и защиты. Лухманов не стал исключением.

Московит этот происходил из известного и знатного рода, возвысившегося при Иване III Васильевиче и его сыне Василии III и низвергнутым следующим князем Всея Руси, царем Московским Иваном Грозным. Прадед Лухманова участвовал в создании Судебника, имел поручительство Ивана Темного на государственные и приватные беседы с послами иноземными, «кои много полезны для Руси будут глаголать». И потомок его, памятуя успехи давнего родственника, немало сил и старания приложил для того, чтобы самому ученым стать, а потому изъясняться мог и на латинском, и на грецком и языком нечестивого Лютера достаточно свободно владел, много книг, доставшихся ему в наследство, изучил и много полезных для себя выводов сделал.

И так получилось, что попала в его руки книга Николая Коперника «Об обращении небесных сфер», проклятая Лютером и потому еще активно обсуждающаяся в землях Польши, Ливонии, Австрии и проникшая даже в ставшую разом глухою и слепою Московию.