Мир Всем Вам.

…А, может, правда, всех истребить? Ту женщину с безымянного чеченского двора, чей муж отправился в банду, — за мужа; того чеченца, сдавшего два, стрелявших в нас автомата, — за сыновей; другого, бывшего солдата Советской Армии, — просто за нацию; тех маленьких детей в заношенных советских пальто, радостно махавших нам с грязной обочины, — за отцов… Истребить всех, чтоб и некому было рассказать про нашу жестокость. Сжечь все книги, стереть все песни об этой войне, свалить все памятники, разровнять все могилы… Да только что станет с нами, русскими? Как мы расскажем другим народам, что мы сотворили с Чечней? Да, ладно, другим народам. Как сами будем после этого жить? Немцев и тех было жаль. И там-то не убивали детей и женщин, и там-то не отправляли в «душегубки» их пленных мужчин. А ведь и жестокости, и ненависти было, что не соберут в себе и десять чеченских.

Кто-нибудь еще помнит, кто стоит в Трептов-парке Берлина? Кто-нибудь знает, как его зовут? Безымянный русский солдат с немецкой девочкой на руках — простой рабочий с Кузбасса гвардии сержант Николай Масалов, совершивший свой подвиг 26 апреля 1945 года. А с кого ваяли тот памятник, еще не забыли? Такой же рабочий с Тамбова гвардии сержант Иван Одарченко. Земляк, а может и дед, моего Тамбовского волка, заступившего бандиту дорогу в рай. Какие схожие судьбы!.. Сколько им было, этим сержантам, когда они били фашистов, не равняя с ними детей? Столько же, сколько и нам, когда мы громили ваххабитов, не трогая их семей. Двадцать два одному и восемнадцать другому.

Немцы их помнят, а мы позабыли…

…Да, я давно все пересмотрел. Я давно не вывожу в своих мыслях на расстрел весь чеченский народ. Я, наконец-то, смог развести и «своих», и «чужих».

Отошел в сторону чеченский народ. «Свои» остались «своими». А жизнь дала мне сполна разглядеть «чужих». Вон они — длиннобородые миссии, алчущие рая под сенью сабель. Спятившие пророки, помутившие разум у тысяч других. Свирепые разорители беззащитных дворов, беспощадные судьи, не знающие других приговоров, как смерть. Бешеное зверье, что при всех режимах и во все времена нужно лишь убивать! Убивать каждого первого! Убивать до последнего, никого не оставив в живых!.. И для этого мы возвќращаемся. Приходим, осатаневшие от ненависти, сами поќхожие на зверей. Возвращаемся, чтобы самим вершить правый суд. И, как тогда, «С нами Бог!»

Вы, родящие горе! Хотевшие превратить нашу Россию в печальный дом рабства! Мечтавшие о бандитском своем Халифате на нашем Кавказе. Собиравшиеся уничтожить имена наций, стереть границы, забросить всякое ремесло, кроме войны… Вы, думали, в наших сердцах не хватит жестокости? Не хватит ненависти и злобы, управиться с вами? Думали, русские будут терпеть бесконечно?

Да, вы думали, русские будут терпеть бесконечно…

Эх, русские, русские!.. Почему мы всегда ждем, когда нас кто-то ударит? Почему никогда не бьем первыми?

Где же мы были, когда топтали наш флаг, когда на наших улицах строились первые бандитские батальоны? Где были позже, когда уже начали стрелять, отбирать наше имущество, плевать нам в лицо? Где?.. Да, там же и были. Сами все видели, сами все слышали. И всё продолжали терпеть. Потому что, русские…

Нас предали там, в Москве, и мы потеряли Чечню. Мы потеряли свой Грозный, свои богатые казачьи станицы, политые потом и кровью земли своих отцов. Там больше не звучит русская речь, не скачут по равнинам Терека большие русские табуны. Там больше некому держать наши флаги, кроме наших солдат. Но скоро и те состарятся и уйдут оттуда. И случится то, о чем так радели когда-то все дудаевы, масхадовы, яндарбиевы. И станет Чечня поистине чеченской республикой. И все позабудут, кто основал Грозный, кто распахал и засеял поля Червленной, Асиновской, Наурской, Шелковской, чьи неухоженные кресты гниют теперь в черной земле степей…

Но пока нас там еще держит ненависть. Но пока мы еще не за все посчитались с «чужими». С теми, кто, помнится, хотел с нами войны. Помнится, похвалялся поставить нас на колени. С теми, кто припомнил вековое забытое прошлое, и воскресил давнюю кровную месть.