Мир за мир (СИ)

Она помешала в кастрюле пригорающую кашу. «Ещё и свекрыса вредничает — невкусно ей, понимаешь! А ты денег дала, чтобы вкусно было? И так забесплатно тебя ворочают да утку подают! А мальчишки мяса хотят, да побольше! А их папочка на это мясо зарабатывает? Сорок лет, а всё планктонит за смешные деньги, и даже на такой работе только из жалости держат!»

Ирина бросила в кашу кусок почти просроченного масла, купленного с большой скидкой, и в противный запах разваренной пригоревшей гречки органично вплелась вонь прогорклого сливочного масла. «Каша с маслом даже! С маслом! А ей, видите ли, невкусно!» Она начала настраиваться на свою ежедневную ругачку со свекровью — такую же уныло-тошную, как каша, но настройку сбил звонок в дверь.

«Хоть бы Анка!» — в предвкушении пошла открывать Ирина. У детей ключей не было. Она и так всё время дома, а дети потеряют ещё, а потом воры залезут! Красть у них, конечно же, было особо нечего, но, как известно, именно бедняки больше всех трясутся за свой скарб. — «Я ей покажу, как болтаться непонятно где! Она у меня всё перестирает, а потом за уроки сядет! И переписывать заставлю, если хоть одна ошибка!»

Но за дверью оказалась совершенно незнакомая женщина:

— Добрый вечер! Маргариту Михайловну можно?

* * *

— Ну здравствуй, Лесная Сестра! — хрипло произнесла лежащая на кровати старуха — именно старуха, а не «старушка». — Ты за Анкой пришла?

— Вы меня знаете? — удивилась Ната. Нет, Анину бабушку она точно видит первый раз в жизни. Тогда откуда?..

— Кто бы ещё посмел осквернять улыбкой храм безнадёжности в юдоли сей? — усмехнулась Маргарита Михайловна.

Да, Аня говорила, что бабушка у неё, в отличие от родителей, живая, но что настолько мудрая и способна так витиевато выражаться… «Стража Вихрей бы сюда!» — рассмеялась про себя фея. — «Родственные души».

Старуха тем временем попыталась приподняться, и Ната, поняв её желание, подтянула костистое тело к изголовью и подложила под спину две подушки. Теперь бабушка полусидела — в довольно удобной позе.

— Сиделкой работала? Вижу, вижу! — умные глаза продолжали разглядывать Лесную Сестру. — Садись! — старуха показала на табуретку. — Так ты за Анкой?

— Маргарита Михайловна…

— Да Ритой меня зови! — перебила бабушка. — Старая уже, наелась почтительности. Теперь уж сказки хочется, так не полагается старухам! Тебя-то как?

— Наталия… да просто Ната.

— Слышала я про тебя. Как узнала? Да зима на улице, а ты в туфельках. И улыбка у тебя как у Анки, когда она цветок тянет, — Маргарита Михайловна показала на цветок в горшке, стоящий на подоконнике.

— Рита, так ты знала, что Аня это может?

— Да знала, знала! Это Ирке с её беготнёй не до того, а я уж примечаю! Фея Анка, давно знаю. В ученицы брать будешь? Бери, не сомневайся! Добрая она. Да не читаю я мысли! — добавила бабушка, заметив изумление Наты. — Думать умею! Уж не знаю, как ты с Анкой познакомилась, но фею небось сразу распознала. А что ко мне пришла — так не пойдёт она в ученицы к фее, которая мне не поможет. Чудес не надо, для Анки их оставь, только на ноги встать помоги! А то всей жизни у меня — с Иркой поругаться. Поесть хорошо и то не могу, сил нет её помои жрать!

Лесная Сестра содрогнулась, перехватив обречённый взгляд старухи. «Как же тяжело она переживает свою немощь! Аня правильно говорила — бабушка стала совсем невыносимой. Обычно в такой ситуации становятся невыносимыми мужчины, а здесь вот — сильная женщина, которая оказалась прикованной к постели. Умная. Деятельная. Нет, её мир нужно воссоздать во что бы то ни стало! Что самое ужасное — нет никакого такого Семихина, которого достаточно уничтожить, как это было в искажённом мире Дашиного отца. Старость и болезнь. Враги куда страшнее».

— Что случилось-то с тобой, Рита?

— А упала я. Развёл скользкоту боженька сраный! — внезапно вспыхнула гневом Маргарита Михайловна. — Что смотришь? Не ждала, что старуха — да на боженьку так? А не надо развлекаться, градусник то в плюс гонять, то в минус! Верю я в Него, потому и ругаю! Бедро сломала в суставе, полгода не срасталось, а как срослось, не встала я на ноги. Сустав подвижность потерял и кости хрупкие стали. Даже в кресле сидеть не могу.

«Искусственный тазобедренный сустав», — прикидывала Ната. — «Сама операция. И длительная реабилитация — после двух-то лет постели. Ещё, понятно, эстрадиол и прочие гормоны, раз «кости хрупкие», но это уже мелочи».

— Ты же после операции не сразу «на ноги встанешь»… — осторожно начала она.

— А то я не знаю! Так хоть будет зачем силы тратить! Да возьми меня на операцию — завтра же легла бы. Только не на что! Пенсию свою коплю полтора года, Ирка бесится, что ей не отдаю — так много её, той пенсии? Понимаю, что дура, за соломинку хватаюсь, а не хочу Ирке! Сготовит два ведра помоев вместо одного — вот и вся разница!

— Рита, а бесплатно разве не делают?