Мир за мир (СИ)

«Не старая ведь женщина, а глаза… Да Маргарита Михайловна моложе выглядит! Печаль бывает мудрой, но здесь-то никакой мудрости, одно наслаждение собственным страдальчеством. Вот уж действительно великозадроченица! Самое ужасное, что её мир — устойчивый, с крепким стержнем. Стержнем фурункула, дьявол тебя раздери! Она вообще была когда-нибудь настоящей, живой? Давно ведь зомби уже, а не живая, потому что живое не только заботится о других, но и радуется. Ну как вдохнуть радость в человека, который её так старательно от себя гонит?»

Нет, не с разговоров нужно начинать, а с того, что этой женщине привычно — с хозяйства. Лесная Сестра постаралась подпустить в голос побольше металла, но металл этот всё равно был серебром:

— Ира, есть две сковородки и подсолнечное масло?

— Нечего жарить! Денег нет! — привычно изрекла свой девиз Ирина.

— Есть, я принесла.

Они прошли на кухню, и женщина, достав из шкафчика сковородку с поцарапанным тефлоном, со злостью шваркнула её на плиту. Вторая, вся в пригоревшем жире, мокла в раковине в окружении нескольких тарелок.

— Помой посуду, а? — предложила Ната. — «Фейри» есть? В смысле не я, а средство для мытья посуды?[7]

— Денег нет! Содой моем, — что-то удержало Ирину, готовую было возмутиться, что какая-то незнакомая богачка командует у неё на кухне.

— Содой так содой, — Лесная Сестра невозмутимо выложила на стол содержимое принесённого с собой пакета и сняла с крючка фартук.

«Офигеть!» — думала Ирина в совершенном потрясении, раздражённо отскребая сковородку. — «Вот так, не чинясь, берёт не стираный полгода фартук — да поверх светлой шёлковой блузки! Руки ухоженные — уж тебе-то, богатенькая, небось не приходится стирать руками. И даже у плиты кольца не сняла! А ногти почему-то короткие, у меня и то длиннее… Кто ты вообще такая?» — ей неожиданно стало немного стыдно за свою засаленную кухню.

— Ага, спасибо, — Ната включила две конфорки электрической плиты. — Ириш, не торопись. Когда жаришь, масло нужно сначала раскалить. Я сама, хорошо?

— Зачем котлет столько? — буркнула мать семейства, смирившись со своим отстранением от плиты. — Михалне и двух за глаза!

— Это зразы. Затем, что трое мужчин в доме. И саму себя не забывай.

«Стоп! А Анку она почему не посчитала?» — лихорадочно соображала Ирина. — «Да потому, что именно с Анкой сначала и познакомилась, и уже накормила ужином! Как же я сразу не сообразила…»

— Аня где? В компании твоих подружек развлекается, я правильно поняла?

— Не «развлекается», а домашку делает. Можешь не проверять, всё будет без ошибок. («Ещё бы! Артур с Алиной такие умники, и образование у них прекрасное»).

— Всё равно пусть немедленно домой идёт! Стирки полная ванна, а у меня… — Ирина, неожиданно для себя расплакавшись, показала трещину на пальце. — Тебе-то не надо руками стирать. А у нас — видишь? Мало мне простыней из-под Михалны, ещё и Микола каждый день в грязных штанах! А машина полгода как сломана, Олег не может починить! Что он вообще может без мамочки? — женщина разрыдалась, уронив голову на стол.

«Артур, твой выход!» — позвала Ната одновременно со звуком открываемого замка входной двери.

* * *

— Дамы, я прощаюсь! — неожиданно произнёс Страж Вихрей и исчез.

— Ань, всё хорошо! — Алина обняла девочку. — Ната законтачила с твоей мамой. Артур пошёл стиральную машину посмотреть.

— А починит? — недоверчиво вздохнула Аня.

— Пару стирок точно обеспечит, поверь. У тебя с уроками всё?

— На завтра всё, но послезавтра история, — девочка смешно наморщила нос.

— Послезавтра? Ну съездишь завтра к Даше, позанимаетесь. Она как раз историк… то есть пока студентка истфака, но историю знает очень хорошо.

— Ура! Ой, денег нет…

— Анка! Опять за своё? С тобой бесплатно занимался профессиональный репетитор, неужели ты думаешь, что Даша — за деньги? Да она будет страшно рада тебя видеть.

— Артур — репетитор?

— Да, и очень хороший, только никому не говори. Страж Вихрей и репетитор Артур Анатольевич — два разных человека, сечёшь?

— Ага, понятно, — Аня собрала всё в свой школьный ранец. — Теперь домой?

— Подожди ещё немного, пусть мужчины тоже поговорят. Сыграешь? — Алина протянула девочке гитару.

Аня задумалась. Что сыграть? Может быть, о своём мире, который вроде бы и не рухнул ещё, но завалился и течёт, и его разъедает ржавчина?

…Но вместо крови в жилах застыл яд, медленный яд…

Медленный яд, разрушенный мир,

разбитые лбы, разломанный надвое хлеб…

И вот кто-то плачет, а кто-то молчит,

а кто-то так рад, кто-то так рад!..

Мама, мы все тяжело больны,

мама, я знаю, мы все сошли с ума…[8]

«Да она же прирождённый бард!» — поняла Ледяная Дева. — «Какой богатый голос — высокий, с задушевной трагичностью и вместе с тем озорной, намекающий, что из трагедии может найтись неожиданный выход. У нас с ней получится прекрасный дуэт!»