Миракулум 2 (СИ)

Но оказалось, что Илиан, не отпуская, ловко развернул меня к себе лицом и приник поцелуем к губам, - молниеносно. Пытаясь отпихнуть его, я лишь заставляла его крепче себя удерживать. Как больно телу вспомнилась собственная беззащитность. Не та, когда тебя бьют или пинают, не та, когда связывают и жгут каленым железом, а иная. Когда мужчина силой утверждает власть над женщиной, без ее согласия и против ее воли. Я вырывалась неистово, я даже смогла ударить его прежде, чем Илиан скрутил мои руки за спиной и припер к стене.

- Так и смотри, - он не отводил от меня взгляда, - на всех, как на меня сейчас. Никто не смеет тебя коснуться, никто не имеет над тобой власти. Нет на земле такой силы, чтобы заставить тебя подчиняться...

- Ненавижу тебя!

- Правильно. Ненависть тоже страсть, и более сильная, чем любовь. Теперь ты можешь туда идти. - Он отступил. - Теперь ты увидишь не знатных и могущественных людей, а...

Пощечина, сначала одна, а потом и вторая, оборвали Илиана на полуслове. Я хотела расцарапать его красивое лицо, бить его еще сильнее за пережитый заново страх насилия. Но удержалась, и вылетела из комнаты в бешенстве.

Как было больно. Как жгло! Меня утопило в ненависти, и не только к Илиану, - ко всему вокруг. Горечь захлестнула память множеством воспоминаний о том, что вершилось надо мной в моей жизни, как были жестоки люди... десять лет. Десять долгих последних лет - это мучения, это война, это тюрьма, это пытки, это одиночество и слабость! Когда придет конец всему?

В залу сопроводил меня слуга. Это были другие палаты, не тронутые огнем. Там были не столь широкие окна и высокие своды, и людей, возможно, было не много, но казалось, - полная зала. Когда мой приход возвестили, и я вошла в двери, Эльконну дали дорогу, чтобы хозяин встретил свою невесту. Возникла тишина. Сам вассал немного оступился, подходя ко мне, но взял за руку и развернулся к гостям. Несколько мгновений я еще стояла у порога, давая ближнему кругу себя рассмотреть, и только потом под руку с избранником прошествовала в глубину, где приглашенные музыканты из города Лигго наигрывали веселую мелодию на лютнях. Вассал вел меня, держа мою вытянутую руку на своей, и перед некоторыми особо важными гостями склонял голову, произнося: моя невеста, госпожа Сорс... гости тоже учтиво кивали головами и говорили что-то в ответ. Я не слышала, что говорили. Я никому не кланялась. Я была глуха ко всем речам, я лишь впивалась в каждое лицо взглядом.

Прав оказался Илиан, успев сказать, что не увижу я нынче в этой зале знатных и могущественных людей. Кто они были? Кем они были? Никто и никем! Я никогда не видела этих лиц, и потому не знала, - какой властью они обладают, или какая высокая кровь течет в их жилах, или какими богатствами владеют те или иные персоны. И в то же время эти лица были мне знакомы, - так выглядели мои недруги, так выглядели мои палачи в рясах, мои судьи, мои преследователи, мои ненавистные властители судеб.

Прав оказался Илиан, когда заставил меня облачиться так, а не иначе. Я чувствовала, как дик мой наряд здесь, - волосы свободны, тело тоже, ни на шее, ни на руках нет золотых ошейников и кандалов, и даже пальцы неприлично голы, без камней и колец. Лоскуты обрезанной ткани лентами колышутся в такт моему шагу, как дымчатые украшения, - почти летят, почти невесомы. И господа, и их прекрасные дамы разглядывали меня с разным выражением: женщины презрительно поднимали брови, старухи замысловато и понимающе улыбались, мужчины, не смотря ни на какой возраст, лишь в последнюю очередь созерцания заглядывали в глаза с недоумением и недвусмысленным интересом.

Прав оказался Илиан, сказав, что ненависть, - тоже страсть. Я чувствовала, как румянец жжет мои скулы, а губы так сжаты, что холодны. Каждый взгляд, поднятый на меня, я встречала с вызовом. Кто ты такой? Как ты смеешь? Как далеки вы от меня! Я не выше вас, я другая... вас короновали золотыми венками, а мне одевали огненную петлю на шею.

Чернота вокруг меня смыкалась душным облаком. Я стала прислушиваться к речи, и понимала, что они меня спрашивают, - о моем подвиге в решающий год войны! Отвечая, я отвечала коротко. Слова падали на пол, или затыкали рот, или насмешничали в открытую, или со свистом вонзались остротой в наглого гостя. Я не ведала даже, что говорила, - так кипела во мне черной смолой безысходность...

Эльконн прекратил представлять меня, господа уже сами подходили представиться, и вассал исчез из водоворота людей, который подставлял все новые и новые одинаковые лики, и стоило отвернуться от одних, как выплывали другие, и все это стало походить на кошмар. Лютнисты бренчали в стороне, голоса тараторили рядом, огонь, освещавший залу становился близким и горячим... казалось, что все вокруг хочет меня задавить, что в людях, которые наталкиваются на мою гордыню и дикость, просыпаются охотники и звери, - женщины видят во мне соперницу, мужчины добычу, и я едва успевала все с большим ожесточением отбиваться от них. И снова оказался прав Илиан! Я превратила этот бал в борьбу пленной свободы...