Миракулум 2

В другую комнату он так меня толкнул, что я покатилась по полу. Не дав опомниться, скрутил локти, поднял, как на дыбе, и я заорала от нестерпимой боли. Казалось, что сейчас он сомнет меня, будто цыпленка, вывернув из суставов плечи и сломав грудную клетку. Собственный вес едва не сделал половину этой работы, как я ткнулась лицом в плотную шерсть. Опять сжали локти железными щипцами, - вот-вот костям конец. Я билась в ярости от того, что не смогла снова удержать вопля, а именно этого Красдем и добивался, потому что сквозь звон в ушах я расслышала его довольный голос:

- Громче!

Что-то разбилось, опрокинулось. Повернув голову и хватая воздух, увидела краем глаза, как он отпихнул от себя ногой прикроватную лавку. Меня отпустил ненадолго, - на миг передышки только, опять подлетел, перевернул на спину и вдавил плечи в кровать.

Вся его туша нависла надо мной и ноги оказались придавлены, будто бы их завалило камнями, больно и не шевельнуться. Как ни ужаснуло это, но среди всех чувств нашлось место и изумлению: я?! Он притащил в свою комнату меня? И тут же понимание, что этот выбор сделала не его похоть, а его гордыня. Сломать нужно ту, что дерзила, раздавить и изничтожить.

- А может я ошибся в ту ночь, и внутри у тебя горнило, госпожа наглец? Твое тело не пробуждает страсти, но сопротивление дразнит во мне что-то дикое и древнее как в звере. Оно у тебя не скотское, не овечье, а как у хищника в капкане!

Вдохнув так глубоко, как только позволили тиски, я выдохнула и безвольно прикрыла глаза. Невероятным усилием заставила собственное тело расслабиться, обмякнуть, нервы и боль придержала:

- Не будет тебя огня, я погасну, умру, уйду за грань разума, пока ты делаешь то что хочешь... истинного обладания надо мной ты не получишь.

Ожидала чего угодно, но только не тихого смеха. Красдем перестал давить, не перестав надо мной нависать, а вместо хватки за плечи, взял за горло. Не грубо, а с любопытством, как бы желая через платок прощупать пальцами знак черной змеи:

- Говорят Миракулум многолик, он может быть и нищим и воином, и вельможей и служителем. Притворяться кем угодно. Это правда?

- Правда.

- Я жив до сих пор, наглец, только потому что разумен и не смотря на свой бешеный нрав, могу себя удержать, если того требует дело. Я знаю, как к людям с этим знаком относятся на родине, знаю, как почитают здесь. Слух о женщине черного колдуна на этом Берегу обрастает легендами... а я не глупец, чтобы обидеть его избранницу насилием. Играть с богами опасно, проклянут.

Я открыла глаза. Дыхание у меня стало ровнее и все притухало на самом деле, а не потому, что я себя заставляла. Рябое лицо мужчины было близко, каждую крапинку можно разглядеть. Пахло вином, кислотой и пылью, но я не отвернулась в брезгливости, а ждала - что он скажет дальше. В то, что он приволок меня сюда не для поругания, я поверила.

- Я жестокий человек, но остатки благородства сохранил и слово держу. С девочкой твоей все в порядке, а долг за нее ты отдашь тем, что сохранишь мне лицо. Ты осадила меня, наглец, при двух моих людях. Они не знали темы беседы, но сам факт отменить нельзя, и ты заплатишь сполна за дерзость.

- Хорошо.

Ладонь осталась на шее, только переместилась повыше, лаская мне подбородок и полоску неприкрытого горла, где билась жилка:

- А все же есть в тебе что-то... Не знал таких - ведьм и демонесс.

Его воображение дорисовывало "что-то", что превращало меня в ту, кем я не являюсь. Моя удача. Пусть живут и воительница Сорс, и ведьма Миракулум, а я попробую с умом распорядиться обеими масками, если вдруг судьба опять зажмет в капкане.

- Есть у меня один враг, чьей смерти я желаю больше, чем мести проклятому лекарю. Через день пути отсюда на север начинаются земли барона Эльконна. Этот червь до безумия жаден и труслив, и он своей подлостью многое отнял у моего рода. Эти земли и этот замок должны были стать моими... Слушай, наглец, ты должна будешь сделать так, чтобы через три недели он поехал по главному тракту до Лигго, со свитой не более пяти человек. Сделаешь это, и твои спутники будут свободны, а лекарь прощен. Не сделаешь - я перережу им горло и брошу тела в кострище стоянки, ровно в такое же утро три недели спустя. Уговор?

- Уговор.

- Я выпущу тебя и твою девочку, и советую сразу же от ворот свернуть на дорогу к озеру. Вздумаешь позвать помощи, не успеешь, почти сразу после я покину постоялый двор со своим отрядом, и здесь нас уже не будет, хоть приведи всю городскую стражу. - Ладонь от горла легла на левую грудь. И я стерпела, не дрогнув. - Ты не обманешь. Твое сердце сейчас бьется не как у лжеца и труса, женщина Миракулум. Но покричать тебе еще придется...

И Красдем рванул за ворот рубашки, порвав ткань, как паутинку. Он ударил меня по лицу - не столько силой, сколько хлестко наотмашь, чтобы горела щека и вспухли губы. Ножом срезал узел ремня и шнуровку штанов, как если бы и правда кромсал одежду от нетерпения ее снять. Плеснул в лицо плошку воды, отнял сапоги, остатки рубахи - и остался доволен. Я кричала и стенала, давясь сухими рыданиями. Плата так плата...