Миракулум 2

- Временные рамки этой войны четко определить трудно... многие историки, опираясь на различные недостоверные данные, называли даты, колеблющиеся между собой в разницу тридцати - пятидесяти лет...

Пальцы тряслись, строчки тоже тряслись. Никогда прежде, ни одного раза, Эска не позволяла себе такого ни при подготовке семинаров, ни при защите курсовых, а тут... Эска почувствовала, как у нее горят руки. Кожа слегка покраснела чуть выше запястья, на тех местах, где у Рыс были ее безобразные ожоги. И горло стало печь.

Стакан с водой и бутылочка стояли рядом, и девушка лихорадочно отпила несколько глотков, выиграв по времени для себя еще пару мгновений. "Хорошее ли вино, старая ты псина? Или в подвалах двора есть и получше?"...

Дрожь откатила, и воздух вокруг стал кристально ясным, как и затянувшаяся тишина. Кто эти люди для Эски? Убийцы? Завоеватели? От них ни на каплю не зависит ни ее жизнь, ни жизнь ее близких. Ей не нужно уговаривать их развязать ей руки и отпустить на свободу, ей не нужно предлагать выкуп ни одному... Завкафедрой смотрит строго, руководитель раздраженно, профессор теряет терпение.

Эска вдруг откинула с лица волосы и улыбнулась.

- Мне дали слово, и я воспользуюсь такой прекрасной возможностью! Посмотрите друг на друга, друзья мои! Последняя война, объединившая два Берега была настолько давно, что, слава богу, мы не имеем и малейшего представления о том, что это такое. Посмотрите друг на друга еще раз, - кто из вас цатт, а кто нет? Эта граница стерта, как и граница древних государств! Мы даже не можем различить - какие слова остались с какого Берега в нашем нынешнем языке. Даже лингвисты не пишут трудов на эту тему. А почему? Что проще, чем история, опирающаяся на свидетельства времени и людей из иных стран, что в ту же эпоху занимали иные земли. Но никто этого не делает. Почему война двух Берегов закрыта таким плотным туманом, что о ней ничего неизвестно? Немыслимо! Невозможно! Или сам темный маг отводит глаза современников о тех лет, когда сам царил и хозяйничал со своей чумой? Накрыл колпаком полвека, все запутал и стер, и мало того, что никто не может разобраться в истории, так даже и не хочет этого делать...

Эска вздохнула и снова осмотрела всех поверх голов.

- Я жалею и не жалею, что взяла эту тему... и я не могу говорить о ней в тех масштабах, в которых нужно говорить здесь, - с высоты прошедших веков и с высоты университетской кафедры. С этих высот не видно ни одного человека... ни одной судьбы не видно. А стоит приглядеться, и попытаться заглянуть в сердце крошечной пылинки истории, так все эта громадная эпохальная история сама превращается в пыль. Все переворачивается с точностью до наоборот. Мне плевать, что творят короли и первосвященники... мне плевать, каким громогласными призывами они обманывают нас... мне плевать в какого бога верит тот, кого я люблю... вы не поверите в то, как сильно человеку хочется просто жить, и чтобы ему никто не мешал, никакая борьба, никакие завоевания, ни какие свои и чужие, даже если все в прошлом.

- Эска, - профессор Диол обеспокоено поднялся со своего стула, - вы, видимо, очень сильно переволновались. Что вы несете?

- Я все время думала, как я здесь буду оправдываться, что у меня нет ни одного источника, а теперь поняла... их ищут не в библиотеках и кинохрониках. Каждому из вас нужно положить на стол список единственных источников истории, - ложь, трусость, алчность, тщеславие, месть, высокомерие, фанатизм!

- Послушайте, вы касаетесь какой-то не той сферы, и, похоже, даже в ней мало смыслите. Что вы можете сказать по существу, в рамках своей выбранной темы?

- Да... я ничего в этом не смыслю. Хотя история такая наука, которая касается всех сфер. Человек это и есть история. А человек хочет счастья.

- Эска, прекратите.

- Как вам будет угодно.

- Господин, Ктор, - обратился завкафедрой к дипломному руководителю Эски, - сколько раз она приходила к вам на консультацию?

- Ни одного раза с утверждения темы.

- Милая Эска, я даю вам второй шанс. Скажите хоть что-нибудь стоящее и как положено.

- Спасибо. Я могу продолжать?

- Извольте.

- Единственный, кто давал человеку выбор - жить или умереть, и кто не делил людей ни по какому признаку - ни по вере, ни по происхождению, ни по сословию. Змеиный Алхимик Миракулум сеял среди народа чуму.

- Кто? Алхимик? - Раздался сомнительный смешок.

- Он создал испытание, чтобы найти истину. Звучит так, но под этим скрывается правда самого человека. Увидеть самого себя и не солгать в том, кто ты есть... Но Берега по-разному воспринимали выживших. Один Берег, конечно, страшился Алхимика, но глубоко уважали тех, кто выживал после него. Это было самым высоким званием, вне зависимости от титулов. Цатты тоже боялись, но тех, кто не умер, боялись еще больше. Они считали, что эти люди продали свою душу ради спасения жизни, что пустили внутрь себя великое черное зло, и теперь это истинные демоны. Некоторых казнили сразу, некоторых сажали в тюрьмы, ссылали в пустынные обиталища, пытались очистить душу священным огнем...

- Не слишком ли увлеклись мистикой?