Миранда

Таковы были мечты каракасца, но действительность продолжала оставаться для него, несмотря на встречи с Питтом, весьма суровой. Он все еще продолжал числиться в штате русского посольства и жить на средства Воронцова, вернее, русского правительства, что весьма стесняло его, тем более учитывая его связь с Питтом. Было бы более разумным, так он по крайней мере считал, чтобы английское правительство, раз оно приняло его планы, взяло бы на себя и все расходы по его пребыванию в Англии. Нечто подобное, правда весьма туманно, обещал ему Питт в одной из бесед. Разумеется Миранда заверил Питта, что когда он вернется на родину, то возвратит эти жалкие крохи англичанам. И речь шла не столько о деньгах, сколько о том, что сам факт выдачи ему систематической ренты легализировал бы его положение в Англии и лишил бы испанских ищеек возможности безнаказанно преследовать его.

Тэрнбулл и Поуналь предупреждали его, чтобы он не испытывал никаких иллюзий насчет готовности Питта покрывать его расходы до тех пор, пока действительно не начнутся военные действия против Испании. Оба друга советовали Миранде не затрагивать финансовых вопросов в беседах с Питтом, эти вопросы уладились бы легко, если бы Англия приняла предложение Миранды участвовать в освобождении испанских колоний. Между тем переговоры Англии с Испанией по поводу конфликта в Нутка-Зунде затягивались. Судьба этого конфликта решалась теперь не в Мадриде и не в Лондоне, а в Париже. И Питт и Флоридабланка с неослабным вниманием следили за ходом событий в столице Франции, объятой пламенем революции. И не только следили, но и пытались активно влиять на их ход, в особенности Питт, агенты которого в Париже прилагали немалые усилия, чтобы склонить общественное мнение на сторону Англии. Не без их влияния большинство членов национальной ассамблеи высказалось за аннулирование тех статей «семейного договора», которые обязывали Францию выступать на стороне Испании в случае войны. Такое решение означало не что иное, как ликвидацию «семейного договора». Теперь Испания в единоборстве с Англией не могла рассчитывать на победу. В Мадриде трезво оценили новую обстановку и решили не обострять отношения с Лондоном. Флоридабланка сообщил английскому правительству, что Испания готова возместить ущерб, причиненный задержкой английских кораблей в Нутка-Зунде. Этот район, таким образом, закреплялся за Англией. Но победа Англии заключалась не столько в этом, сколько в фактической ликвидации «семейного договора», что обрекало Испанию на изоляцию и заставляло ее искать соглашения с ее извечным противником и соперником — Англией.

Этой победе в известной степени способствовал, сам того не желая, Миранда: Дель Кампо через свою агентуру в английском правительстве был осведомлен о контактах Питта с венесуэльцем и о планах англичан нанести в случае военного конфликта при помощи Миранды удар по самому больному месту Испании — ее американским колониям. Эти планы вызывали немалое беспокойство в Мадриде: ведь Испания не имела ни сил, ни средств для успешного сопротивления Англии за океаном, что не могло не повлиять на отношение Мадрида к вопросу о Нутка-Зунде.

Итак, Питт искусно использовал свою связь с Мирандой для запугивания мадридского двора; теперь же, когда цель была достигнута, он попросту перестал интересоваться судьбой венесуэльца. Для Питта все было предельно ясно: негр сделал свое дело, негр может уйти. Но Миранда не был человеком, которого даже всемогущий премьер-министр Англии мог безнаказанно сбросить со счетов.

Как и следовало ожидать, Миранда узнал о мирном завершении конфликта последним. Он, веривший до этого в добропорядочность Питта, был возмущен до предела. Явившись в русское посольство в Лондоне, где он мог рассчитывать на искреннее сочувствие, Миранда в сердцах заявил русскому дипломату Н. Н. Новосильцеву: «Я признаю свое поражение, я не ожидал, что человеческая подлость может быть таких размеров. Я узнал о вещах, которые заставили меня содрогнуться и о существовании которых граф Воронцов не мог и подозревать. Питт — это монстр, для которого, по-видимому, нет другого путеводителя, как князь Макиавелли. Меня продали за торговый договор с Испанией».

Миранда потребовал от Питта обяснений о дальнейших намерениях Англии по поводу испанских колоний. Питт отделывался молчанием. Миранда продолжал настаивать: намерена ли Англия выполнить данные ему обязательства оказать помощь испанским колониям в борьбе за независимость? В ответ Питт посылает ему 500 фунтов, а потом еще несколько сотен. Миранда принимает деньги — с паршивой овцы хоть шерсти клок, — но продолжает настаивать на объяснениях и напоминает данное ему Питтом обещание выплачивать ежегодное пособие. Питт ему пишет личное письмо, единственное сохранившееся от премьер-министра Англии к Миранде, в котором указывается, что он-де «не помнит», давал ли он каракасцу такое обещание.