Кэролайн так никуда и не ушла с веранды. Конечно, это ее любимое место, но она никогда не проводила здесь так много времени. Еще ни разу не удавалось проваляться на диванчике целое утро с тех пор, как она в последний раз болела гриппом. Когда это было? Года четыре назад? Да она была самым здоровым человеком из своего окружения – собственно, и сейчас не совсем больна. Запястье, конечно, доставляло неприятные ощущения, но если бы не на правой руке, она бы уже торчала в гараже – что-нибудь мастерила. Хоть сезон в «Меняем все!» и закончился, но другие проекты шли своим чередом. И в большинстве из них Кэролайн должна была изготовить собственными руками сложные замысловатые элементы – а это лучше делать здесь. В гараже у нее самые лучшие инструменты плюс идеальное освещение и любимая музыка. Ребята, с которыми она работала, любили хард-рок. Она же предпочитала медленные расслабляющие мелодии.
И сейчас пришло то самое состояние расслабленности и неги, решила Кэролайн, все еще не открывая глаз. Она уснула, распластавшись на диванчике, сразу после того, как ушла Энни, и хотя чувствовала, что вспотела, не торопилась вставать. Птицы притихли – то ли устав от общения друг с другом, то ли разморенные полуденным зноем. Чего не скажешь о строительной бригаде компании Макафи, которая занималась новой пристройкой к дому через две улицы от нее. Расстояние слегка приглушало стук молотков, но задорное стаккато строителей она знала, как никто другой.
Неожиданно раздался другой звук – значит, рядом кто-то есть. Кэролайн распахнула глаза.
Дин. Он стоял, облокотившись на перила – подбоченившись и скрестив длинные голые ноги, густо покрытые темными волосками.
Женщина хотела рассердиться, но как-то поленилась. И потом, он ей почти как брат – так зачем тратить силы? Максимум, что она смогла сделать – пожурить его.
– Не очень вежливо, Дин.
– Что? – сделал он невинные глаза.
– Наблюдать за спящим человеком без его ведома. Как долго ты здесь?
– Недолго. Как ты себя чувствуешь?
– Великолепно.
– Именно поэтому спишь в такое время?
– Я просто отсыпаюсь после наркоза. Они называли его местной блокадой, но одной капельницы оказалось достаточно, чтобы вырубить меня на целую неделю. – Она осмотрела пластырь и марлевую повязку на запястье, повернула в одну сторону, потом в другую. На жаре повязка, казалось, стала давить сильнее.
– Просто уловка, чтобы не дать мне работать. Разрез-то крошечный. – Она взглянула на его колено. – Гораздо аккуратнее, чем у тебя. – Неровный шрам на колене мужчины длиной восемь дюймов[17] – след от пилы, случайно выскочившей из рук ученика плотника несколько лет назад. Обычно некрасивый рубец скрывался под джинсами. – Выглядит по-прежнему устрашающе.
– И добавляет мне особого шарма, не правда ли?
– Однозначно, – рассмеялась Кэролайн, хотя в шутке была доля правды. Шрам вполне вписывался в имидж этакого бывалого мастера на все руки. И это далеко не единственное напоминание о былых трудовых подвигах. Тонкий белый рубец над бровью, плохо сгибающийся мизинец и множество мелких повреждений в тех местах, которые частенько страдают у плотников. Большинство людей обычно ничего не замечают – мужское тело по определению не должно быть гладким и бархатистым. Но Дин с Кэролайн устроили своеобразное состязание по количеству шрамов. Он демонстрировал свои, она – свои.
– Я по-прежнему впереди, – заметил гость.
– Только потому, что ты безрассудный. Я ставлю себе в заслугу осторожность.
– Безрассудство тут ни при чем. Просто я постигал премудрости профессии путем проб и ошибок. А ты училась ремеслу у отца, который был не только высококлассным столяром, но и всесторонне оберегал чадо.
Да, ей повезло, и не только в плане обучения профессии. Она одинаково сильно любила родителей, но с отцом их связывало нечто большее.
– Вспоминаешь их? – мягко произнес Дин.
О родителях в свой день рождения? Конечно! Она была поздним ребенком, маленьким чудом, как говорила мама. И, словно в заслугу за достоинства, они оба прожили более восьмидесяти лет.
– Они гордились тобой. Им нравилось смотреть твое шоу.