Читаем Миражи полностью

И вот уже кажется, что его жизненный нерв поврежден бритвенным

словом, зубодробительным напором, чихом в сторону авторитетов.

Да и как обидишь дорогого гостенька - тем паче, если сам почти что в

гостях.

Победитель потеет и отдувается на лаврах. Он многозначительно

спокоен, готов даже скупо пожалеть и, томясь душою, возлюбить этого

представителя человечества, скормить крохи с праздничного стола. Но сбитые

в кучу брови и бегающие глаза (по инерции злобы) настороже - а вдруг

пепелище души еще не безлюдно.

Он опасливо косится на жмущегося напротив него и повергнутого

человека. Хоть один в поле и не воин, но все же... И внутри триумфатора

(надолго) гадко и срамно.

Кажется - бал окончен. Шутовские колпаки розданы и надеты, ржавый

меч вынут из узкой темноты и опять возвращен в утробно клацнувшие ножны... И

бредет неприкаянный среди всеобщего, внешнего и чужого изобилия человек в

запрещенно-убогую мансарду, изредка останавливаясь, чтобы стряхнуть то ли

пепел горечи, то ли жирные брызги из луж от проносящихся мимо шумливых

экипажей безрадостного успеха.

Но обязательно будет слегка заспанное Завтра.

Человек думает о перспективе открывшейся новой жизни. Впереди

пульсирует и скрежещет железом бессонная ночь, подтаивает свечной огарок.

Что в ней, в этой ночи? Разложение по косточкам и анализ давешней

ретирады? Ничуть ни бывало.

До подушки (под ушко!) - в сон без тревожных сновидений. Вчерашний

неприятель ошибочно спокоен, и это - половина победы. Спи спокойно,

дорогой наш коллега.

СКОРБЯЩАЯ ИСТИНА

Выстраданная истина, которую как зеницу ока каждый человек жадно

хранит внутри себя, для всех других всегда была и будет в не облегчающей

душу тени. Ведь добыча подобных горьких зерен - нелегкий личный крест.

Думаю, что со временем многие отвернутся от поиска универсальных истин

(инвариантов духа), душевно-лениво смежив веки над глазами. Что ж, меньше

случайных добрых сограждан прикоснутся к целебным травам над животворным

источником.

Но время придет, и они исцелятся от сердечной слепоты. Наверное,

стать подвижником настоящего Дела - "большое несчастье" личной жизни. Это

чревато добровольной потерей интереса и любопытства к угрожающим,

расслабляющим благам, увлечениям и развлечениям.

Монотеизм: у подобных людей на всю жизнь остается один Бог

скорбящая истина. Действительно счастье, если бытие такого человека не

омрачено изнуряющей добычей куска насущного хлеба.

УТЕСЫ ВЛАСТИ

Всегда ли совпадает в одном человеке правитель и мыслитель?

Обезоруживающе улыбнешься, а ведь в этом - слава или горе, но в любом

случае - судьба народа.

Волны истории выносили на утесы власти людей самых разных. Одни

навсегда заслужили благодарность потомков - это были великие

преобразователи Отечества.

Другие, притесняя истинных мыслителей, светили изнемогающему народу

отраженным негреющим светом. Но куда они вели - не в пропасть ли? И где

для рвущихся в правители мера всех мер?

Моей стране предстоит исполинское на изломе двух десятков веков

нам дано на многое дерзнуть. И поэтому отчему краю нужен правитель-мудрец.

БЕЗ ИЛЛЮЗИЙ

Предлагаю вместе подумать о различиях в восприятии мира художником и

ученым. Скорбный взгляд - без иллюзий исходит из знания людей и природы

вещей. Но если художнику характерно стремление к катарсису и восторг перед

взлетами души, то ученый, устремленный вглубь таинственной "пропасти

познания природы", видит, спускаясь все ниже и ниже, как стены расходятся

и бездна - перед глазами.

Ничтожность живущего человека усиливает скорбь ученого, но придает

ему новые силы, а величие того же человека вдохновляет художника, но

опаляет крылья взлетевшему к Солнцу. Ученые идут фалангой в бой за истину,

гений не имеет учеников - он обречен на одиночество в поисках гармонии.

ЧУЖИЕ НЕ ПРЕДАЮТ

Давняя мысль: самые лучшие друзья не зря называются "преданными".

Они были преданы кем-то когда-то, так что предательство табулировано

для них - сами уже не предадут.

Озлобление же разъединяет людей, поэтому вокруг потенциальных

предателей возникает довольно сильное поле.

Конечно, трудно жить всепрощающему, но все же-не Богу. Наверное

потому, что прощать - значит выбрасывать в окно "потные деньги". К тому же

ножом к горлу - непонимание других. Чем выше наше место по табели природы,

тем более мы одиноки.

Какое-то общество "преданных".

УЛОВ

По-видимому, каждое мало-мальское произведение нужно строить как

силок или даже капкан. Попавшая в него добыча - потрясение обогащенной

тобою души. Боль или улыбка. Но не равнодушие взрослого зрителя в

зоопарке.

Если материал книги - слова и рисунки, то уловом возможно будет

душевная тревога невольно возникающая в человеке от ощущения того, что он

куда-то непоправимо опаздывает. Упускает нечто важное в своем сердце

ведро, сорвавшееся в колодец.

Отсюда и этот желтоватый оттенок у закоулков души, где гнездится

тоска с перебитым крылом...

* * *

Миражи Детства НАИВНАЯ ПРОЗАНАИВНАЯ ПРОЗА

Синица - воробью:

- Ты кто?

- Орел.

- А почему такой маленький?

- В детстве много болел.

ЧТО ТАМ, ЗА УГЛОМ?

Пойду тем же путем, что и вчера.

Так. Вылез из кроватки на диван. Слез на пол.

Как-то сильно меня сегодня качает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза