Миражи искусства

Запустение объяло и частную, и деловую общественную жизнь. Повсюду торчали руины, холмились нагромождения отходов и просто хлама; в него превращалось всё то, что раньше представляло ценность. Люди менялись не только духовно, внутренне, но и лицом и вообще внешним видом, что происходило из-за повального увлечения пластическими операциями как бы для придания фигурам и коже внешней благообразности. Делать такие операции научились даже на плодах – ещё в материнском лоне или в инкубаторах. Также в широких масштабах производилась замена крови, костей, тканей и мозга. Однако результаты не радовали – ввиду нараставшей дебильности.

Это были уже другие существа, а не те, которые творили историю земли, и, по большому счёту, не только они сами, вечные алкоголики и токсикоманы, были тому причиной. Слишком затерзанной оказалась поверхность нашей планеты. Условия жизни и существования исчерпывались…

Я оказался человеком, более других сохранившим надежды на спасение остатков земной цивилизации. Меня болезненно потрясало нараставшее безразличие окружавших.

Огромные библиотечные собрания, коллекции картин и скульптур, музыкальные композиции, дискеты и флэши, распечатки с компьютеров, голограммы, проекты, проспекты, оригиналы выпущенных и подготовленных к выпуску летописей и многое-многое другое – это всё уже оставалось без культивирования, без воспроизводства и присмотра. Оно обрекалось. Тумы прознали о моей обеспокоенности, и, конечно, я был для них сущей находкой. Тридцать два года я содержался ими, проживая тут, рядом с накоплениями веков, практически как бы сидя на них.

Задание я выполнил. Теперь я не жалею, что был подневольным. Иначе бы работа не пошла, ведь и я в конце концов не избежал бы участи всех – деградация наступала неотвратимо. Я не вкусил эмоций, связанных с удовлетворением похоти, с устройством личной жизни по образцу ничегонеделанья; мне было не смешно от того, что у землян так неуклюже складывалось их прошлое, над которым они потешались, порой истрачивая на это едва ли не всю их пропадавшую жизнь.

Участь меня обошла, чему посодействовали тумы. Каждый из трёхсот двадцати трёх дней тех лет, когда я им служил, были наполнены работой. Такой работой, когда невольничество не огорчало и придавало сил. А нередко я даже испытывал удовольствие и некое рудиментарное ощущение, называвшееся очень давно устаревшим словом «счастье» или подразумевавшее что-то подобное. Я постепенно креп в уверенности, что другое было бы для меня бедой

Вот мои отчёты. Их приложениями являются нагромождения былых ценностей – духовных и материальных. Тех, которыми я обладал безраздельно, вникая в них и ночью, и днём. Цивилизованные земляне в давние времена хорошо придумали – соперничать в составлении реестров изменений, происходивших в течение каждого века, когда жил тот или иной автор-летописец.

Даже перечислить созданные ими труды не представляется возможным, не то что привести их полностью. Поэтому я брал только выдержки, казавшиеся мне наиболее интересными. Серебристо-Белый Олюк, а до него – Сулит Каламаксанкад одобряли мой подход, поскольку для них важен был в первую очередь результат, а добиваться его следовало, как я понимал, только исходя из реального. Выдержки из реестров по каждому прошлому веку, собственно, и есть главное, над чем я работал. «Выстроить» их оказалось не просто, так как систематизацию в пределах происходивщего люди и на много раньше, и уже в мою эпоху вели кое-как, неполно и нехотя; прошлое ввиду этого как бы утапливалось во времени, поглощалось им, утрачивало очертания; факты были растворены в бесконечных версиях.

Тумы при извлечениях полезного из цивилизаций уже не однажды сталкивались с таким положением вещей. Выход они находили в опоре на так называемых маггисов – «плакальщиков» по ушедшему. Мне довелось им стать, и если достижениями землян теперь смогут воспользоваться на других телах Вселенной, то уже только одно это позволяет мне считать свою жизнь истраченной не впустую.

Как передатчик информации, несомненно, бесценной, хотя уже в буквальном смысле не имеющей никакой цены для землян, я вправе считать себя величайшим из людей – не по уму, разумеется, или каким-то другим индивидуальным качествам, а по сыгранной исторической роли, на которую сам я не претендовал.

Как мизерны должны казаться роли, сыгранные в разные периоды и эпохи отдельными землянами! Сыгранные часто исключительно по их инициативе, а то и в личных корыстных целях. Теперь, окидывая мысленным взглядом планету в её умирании, нет необходимости называть многих из них поимённо – они того не заслуживали и справедливо забыты. С учётом сотен и тысяч переоценок их дел и намерений, произведённых потомками, сейчас вообще трудно утверждать, что они воплощались или не воплощались в пределах какой-то целесообразности. Целый ряд их, воспринимавшихся полезными, уже очень скоро терял цену и в представлениях новых поколений приобретал качества резко отрицательные или же вовсе вредные. Упоминать об этом приходится с большим сожалением. Но – такова прихоть истории.