Миражи искусства

Из огромного количества фактов криминогена этот был выделен рунирами особо; но отнюдь не содержанием фактов как таковым, не имевшим принципиально ничего необычного, а какой-то фатальной и продолжительной неразгаданностью – до тех пор, пока сам виновник происходившего не высказал осторожного предположения, что, возможно, именно он и есть тот самый источник и единственный «поводырь»…

Трудность объяснения феномена заключалась в первую очередь в том, что в его рамках криминальный оттенок становился виден уже на конкретных ситуациях, как следствие, а не как причина. Как известно, в разные периоды истории практикам и разработчикам юриспруденции часто приходилось заниматься больше первым, упуская из виду второе, – в силу несовершенных отношений в обществах. Но, по крайней мере, почти всегда этот извращённый способ дознания был сразу и критикуем, поскольку не составляло особого труда выявить причины криминогена, которые требовалось изъять, и лишь сам способ изъятия по каким-то обстоятельствам «не давался» никому в руки.

Здесь же наблюдалось нечто такое, перед чем приходилось пасовать без исключения всем, кто пытался установить причинные связи. В конце концов они устанавливались чисто эмпирически, путём соотнесения возникшего результата с действовавшими законами и общепринятым здравомыслием. Но в целом этого было, конечно, недостаточно. Искомое ускользало, а взамен люди получали совершенно не то, что полагалось. Учреждения рассуда по фактам совпадения улик или отсутствия алиби выносили вердикты, где в большинстве наказание просто не могло быть заслуженным.

Такое «искривление» юриспруденции по мере того, как «развивался» феномен, многократно усугубилось болезненным процессом «корчевания зла в себе», которым человечество увлекалось, пройдя полосами неограниченной свободы личности. Наступал наконец этап всеобщего «поведенческого» отрезвления, когда поступь зла становилась уже пределом судьбы и надлежало принимать жесточайшую регламентацию по любому поводу, наподобие той, которая существовала и существует у животного мира на низших его ступенях.

Права и достоинство людей, втянутых в общественный экстаз очищения, оказались попранными как никогда прежде. Вспоминали, например, древнейшие формы геноцида, на обломках которого произрастала последующая вседозволенность, истреблявшая цивилизации. Но то были передряги, неизбежные в условиях противоборства и скверных политических ориентаций. Ложь правосудия использовалась тогда как инструмент устрашения – не более того. В данном же случае противостоять приходилось каждому самому себе. И потому обычные проступки, повторявшиеся миллионами, стало легко умещать в уголовных или имущественных делах, даже если их природа могла быть иной…

Такое и происходило сплошь и рядом. Когда материалы следствия указывали на какую-то побочную часть истины, то уже излишне было предполагать, будто ситуация могла произойти ввиду других причин. Тем более, что испорченной признавалась чуть ли не сплошная масса людей и всё набирала и набирала силу амплитуда целенаправленного жестокого рассуда, цель которого поворачивала на уничтожение…

…Ливенст Рокнодр мог бы не беспокоиться насчёт того, что когда-нибудь кто-то узнает о его причастности к событиям и происшествиям, исходившим от него. Но он был живой человек, искавший, как и все, утешения в том, чтобы обуздать собственные пороки, доставшиеся ему как часть былых вседозволенностей, нахапанных поколениями сверх того, что являлось пределом разумного и достаточного.

Однажды кто-то из друзей Лива случайно заговорил с ним о предмете в общем-то заурядном – о неизбежной ответственности каждого за изменения в жизни людей и земли.

К нынешней эпохе этой темой люди уже порядком друг другу наскучили, пытаясь опосредованно, через мораль, постичь углублённые таинства «разумного» биополя. Как уже известно, управление благодаря навыкам напрягать волю оказалось доступно даже детям ясельного возраста, а в число воздействуемых попали не только люди и животные первой фазы, но и отродные, а также роботоры и в немалом числе даже неодушевлённые естественные предметы.

Рокнодр, как и многие, обладал такими навыками, демонстрировал их как все, когда входил в отношения «интереса» или его кто-то просил об этом. Но одно дело воздействовать напряжением воли и совсем иное – не напрягать её и даже не знать, что она без твоего ведома избирательно воздействует на субъект или на объект, а то и сразу на большие их количества.