Мирдрево: оковы

Ирис остановилась – творение замерло на уровне пояса; и она смогла рассмотреть каждую деталь. Оно выглядело как кинжал. Толстая рукоять из чистейшего серебра магсеры искрилась и переливалась лунным светом – так и просилась лечь в ладонь. Прямой, не острый клинок длиной со средний палец был из полупрозрачного жёлто-оранжевого материала, который напоминал древесную смолу и обладал бело-золотым свечением.

Проглатывая вдохи, Ирис смотрела на магическое творение, которое прежде никогда не видела. Оно зазвало Ирис сюда – протянуло нить в её разум, в её душу, и оно являлось эхом самого себя. Ирис не знала, что это. Но она знала, что оно не здесь, оно не реальное, не физическое; но каким-то образом она чувствовала пульсацию его мощи, магии, жизни.

Покалывая от напряжения, Ирис сглотнула и протянула левую руку. При прикосновении магия пронзила тело как разряд молнии, от которой на секунду парализовало и едва не разорвало изнутри. Поведя плечами, Ирис стряхнула остатки разряда и опустила взгляд на творение. Размер рукояти точно был создан для кисти Ирис. Большой палец провёл по поверхности – материал отозвался искринками и переливом магического серебра; а Ирис переполняли: восторг, восхищение и странная, клокочущая по всему телу, радость.

Секундой позже от творения возникло яркое сияние – и Ирис ахнула. Щурясь от нарастающего света, она не могла закрыть глаза; хотела выронить творение, но не смогла – словно не она сжимала рукоять, а рукоять сжимала её кисть. Творение начало вибрировать – и как маленькие иглы Ирис пронзали знания, которые она не успевала усвоить и понять.

Вес знаний увеличивался, расширялся и мелькал картинками с людьми – как тысячи молний в голове; громыхал словами, образами, цветами и формами, эмоциями и музыкой существ. Будто весь мир поместился в Ирис и дышал в ускорении веков тысячами жизней и моментов.

Прогибаясь, Ирис застонала:

– Хватит… – И голос разнёсся в обрывистом эхе в её голове, в творении, в белом пространстве вокруг, кричал в ней и на неё.

Сияние разрасталось и заполоняло собой всё. Когда оно достигло пика, Ирис почувствовала всю необъёмную мощь, которую в себе содержало творение. Это, как игла в мозг, породило дикий, защитный страх – и Ирис раскрыла рот.

II

Строгая кровать из серебра, светло-бежевое постельное бельё, жёсткий матрас и плоская подушка. С громким ахом Ирис схватила воздух, распахнула глаза и села. Подавляемый на подсознательном уровне крик застрял в горле – и этот ах это вся громкость, которую Ирис могла себе позволить.

Сжавшись и задержав дыхание, Ирис смотрела на колени под тканным покрывалом; сон как странное онемение в голове, а его последние мгновения высыпались и испарялись. Ирис потребовалось три секунды на осознание пробуждения. И осознав, она расслабилась и выдохнула.

Картинки пребывания в Грани встали перед внутренним взором. Ирис поморщилась, думая, что это невозможно: оказаться в Грани без намеренного погружения; а тратить силы ума на раздумья о каком-то странном сне она не хотела.

– Нет, – прошептала Ирис. – Это, был, просто, сон.

Она сделала шумный вдох-выдох, подняла голову – и взгляду предстала крошечная комната.

Три на три шага, пол и стены из белого мрамора со светло-серыми прожилками не имели линий плит и стыков. Маленькое, серебряное арочное окно с открытыми створками смотрело на половину кровати и на половину выступающего проёма, в котором вместо двери было плотное, бежевое полотно. На полу, у изголовья стоял глиняный кувшин с водой. Рядом – небольшой сундук из серебра. Напротив кровати из этого же металла находился табурет с ровным квадратом одежды, а под ним – обувь.

Через окошко Ирис смотрела наружу. Она видела кусок голубого неба и листву дуба; слышала, как просыпалось поселение Пларас и начинало ежедневную рутину. Рутину, которая шла по кругу, почти не меняясь, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, и так протягивались десятилетия, соединяя в себе поколения. Словно они зависли во времени. Мир вокруг продолжал жить, дышать, а они оцепенели в ожидании – испещрялись ветрами и водами времени, и медленно разрушались. А любое событие, которое выходило за сколоченные рамки, – даже будь оно малым и незначительным – сотрясало эту рутину.

Душа застонала – естество Ирис требовало вскочить и что-то сделать. Но она продолжала сидеть и снова чувствовала себя одинокой в своих взглядах и желаниях. В такие моменты Ирис хотелось сжаться в комочек, пуф – осыпаться пылью и исчезнуть.

Блуждая по линиям прожилок на стене, Ирис снова вспоминала о предстоящем посвящении. Из-за мыслей о будущем грудная клетка сжималась кольцом, а душа рябила беспокойством. Но привычные мысли и тревоги одёрнули тихие шаги.

Шаги остановились по ту сторону полотна, и раздался мужской голос:

– Ирис?

Она повернула лицо к проёму и, зная, что он не войдёт, сказала:

– Да?

– Флокс передал тебе, чтобы ты ждала его на крыльце.

Она вздохнула так, что он не услышал, и ответила:

– Хорошо. Спасибо.