Шаги удалились и затихли. Ирис откинула покрывало и поставила босые стопы на холодный, гладкий мрамор. Утренние лучи коснулись пальцев ног – и на лице Ирис возник призрак улыбки.
Ирис отпила воды из глиняного кувшина и вернула его на место; заправила кровать, шагнула к табурету и оделась.
Одежда была из лёгкой ткани песочного цвета: чуть свободные штаны, приталенная туника была длиной до середины бедра, с круглым воротом и свободными рукавами до локтей, а от талии по бокам шли разрезы. Тёмно-коричневая лёгкая обувь из ткани была высотой ниже щиколоток, со шнурками и эластичной, тонкой подошвой.
Смотря на ровный белый квадрат комбинезона, Ирис поправила его на миллиметр и пригладила едва видимую складочку у верхнего угла. В груди возникла странная тревога, которая копошилась как колкий комочек. Ирис выпрямилась и коснулась пальцами солнечного сплетения – сделала усиленный маленький глоток со скудными слюнями, и отрывисто выдохнула облегчение.
Кулачок был на месте. Сжат, как и прежде.
Но странная тревога не ушла, и к ней прибавилось нечто отдалённое, непонятное и ускользающее. Ирис нахмурилась и подумала о некоторых моментах из отвергаемого сна. Она подняла левую руку и, смотря на пустую ладонь, ощутила призрак того творения. Проснувшимся умом Ирис могла сравнить тот предмет только с ножом, но понимала, что для него было более подходящее слово, которое было известно во сне.
Ирис проглотила игнорирование и отвержение, прикрыла веки и позволила протечь в голове тому, что видела и испытала. Но когда поток воспоминаний достиг момента взятия творения в руку – то будто наткнулся на стену. Ирис сжала кисть в кулак, напряглась и, водя и дёргая головой из стороны в сторону, пыталась вспомнить хоть что-то.
Ирис не смогла. И, отпустив себя, она на выдохе открыла веки.
Вспыхнула сильная, тянущая тяга к тому творению – невыносимое желание взять его в руку, но уже в реальности; ощутить странный порыв откровения – упущенный, забытый – который утёк из памяти, оставив налёт важности; ощутить ту мощь магии, ту жизнь в этой странной оболочке необычных материалов. За всем этим висела блеклая тень страха. А пылающее желание и боль от неисполнимости разрывали душу.
Ирис сделала обрывистый вдох, накрыла лицо дрожащими руками и прошептала:
– Что со мной происходит?
Звонкий удар – и она вздрогнула. Порыв ветра, шурша листвой, снова толкнул незакреплённую створку, и она ударилась о стену продолговатой, узкой ручкой. Ветер стихал; Ирис смотрела на покачивающуюся створку, а странное ощущение тревоги возросло. Нахмурившись, Ирис приблизилась к окну. Только она хотела опереться на узкий, серебряный подоконник и выглянуть – как в ветках дуба раздался шелест листвы, и какая-то птица упорхнула в сторону. Ирис от неожиданности ахнула и отстранилась – нервно усмехнулась и, покачивая головой, отступила на шаг.
Странная тревога рассеивалась. И взяв себя в руки, Ирис прошептала:
– Там была Грань. Я была в Грани, значит это точно был не сон. Но… что тогда?
Напрягая память, она поморщилась и коснулась рукой лба – пребывание в Грани блекло, как неважная прелюдия.
– После Грани я… Магсера, – опуская руку и видя в голове ту рукоять, сказала Ирис. – Светлая магсера. Но самая чистая и странная которую я когда-либо видела. Но и что-то ещё… Магия, зачаровывания – разумеется, хоть и не понятные мне. Но может ли это быть сплав магсеры и чего-то ещё? Конечно. Скорее всего. Но чего?
Мотнув головой, Ирис отогнала все мысли, переместила взгляд на окно и смотрела на кусочек неба над кроной дуба. Створка окна покачивалась на ветру, порыв обдувал лицо – Ирис вспомнила себя, будучи шестилетней, когда впервые увидела магсеру.
Руки, принадлежавшие будущему наставнику, протянули цилиндрический предмет с донышком, как высокий стакан. Ирис помнила, как была очарована чистым серебром – его лунным отливом, его гладкостью без погрешности. «Что это?», – спросила она тогда. Будущий наставник ответил: «Это магсера – магическое серебро. Она изготавливается при помощи особой магической очистки и обработки серебряной руды. Только после этого в металл вплетается магия и на него накладываются требуемые чары при изготовлении чего-либо.» Ирис помнила яркое восхищение, будто коснулась звезды в небе; и она заглянула внутрь, дав ёмкости дыхание. А будущий наставник добавил: «Если честно, я не знаю деталей. Ремесленники знают больше. И я должен поправить себя – изготавливали. Это знание было утрачено.» Ирис помнила его печаль, которую она тогда не поняла.
И сейчас в глазах Ирис встрепенулась эта же печаль, более глубокая и тягучая.
– Утрачено, – сказала она. – Как и многое другое.
Взгляд пробежался по потолку, стенам – и остановился на выпирающей раме прохода. Извечная прохлада гладкого камня, рассыпавшийся в его стенах прах прошедших столетий, пустота помещений, тишина, в которой слышен каждый шаг, каждый вздох. Храм – холодный, древний, вечный – кусок прошлого, то, что сумели сберечь. Как и тот цилиндр, назначение которого стёрлось.