– Смотри у меня! – погрозился Влад. Оделся и уехал работать, таксовать.
«Господи, как ей надоели это сумбурные выпады, которые теперь на нее наводят иступленный страх!» Кому сказать, раньше ее забавляла его ревность, а сейчас у нее начинают дрожать коленки в испуге, вдруг ему что-нибудь взбредет в голову? Влад сдерживался благодаря тому, что побаивался Дениса, держа под замком излишнее отклонение от нормы.
Каждый день она жила благодаря любви к детям и к Жене, надеясь, что когда-нибудь, в один прекрасный момент увидит его опять. Или уже никогда! Ей так мало надо, так мало она просит. «Господи, пожалуйста, увидеть бы свет его очей!» Так бы и смотрела на него не отрываясь час, два, день, вечность, так бы и тонула в его глазах!
Дни сменялись месяцами, время докатилось до Нового года, который праздновали у Марты, кроме Влада, подзарядившегося подзаработать в новогоднюю ночь, вступающего в новый отрезок времени трезвым и работящим. Горела душистая, живая елка. Светилась гирляндой, мишурой и шарами. За окном мело. Хрустел снег. Счастливые дети разворачивали подарки, что надарили им взрослые. Маруся встречала праздник без всякой охоты, в надежде увидеть Женю, но душа говорила обратное, что и надежды у нее нет. А Маша, с надломленным сердцем, редко улыбалась, с пустым выражением лица. Их души кручинились, в отличии от Марты, чувствовавшей себя прекрасно-неотразимой, да и Денис веселясь и пируя, разошелся не на шутку, отплясывая до упаду. В три часа ночи, когда разошлись спать, а Марусе надумалось помыть посуду, он пристал к ней с разговором о Жене, чего никак не ожидала сама Маруська.
– В Женю втюрилась? – спросил он развязанным языком.
– Нет, ты о чем?
– Да, знаю я обо всем. Слышал твой разговор с Мартой. Что тут сложного догадаться. Никак в полиции работаю! – добивался он от Маруси чистосердечные признания.
– Ты только не говори Владу, прошу тебя! – сама не зная зачем, выдала она себя.
– Не скажу! И так понятно, не для его ушей беседа наша, но сама пойми, у Женьки нет к тебе никаких чувств. Он живет с девушкой. У него все хорошо, а весь этот бред тебе надо выкинуть из головы!
– Тебе не понять, Денис! – вздернулась Маруська, бросая мыть посуду, запылав от стыда.
– Чего не понять? Я сам мужик и если мужик любит, то он все пороги отобьет, а твой Женя где? Ты его видишь здесь? Я нет! Так что не тешься напрасными иллюзиями.
– Сама разберусь!
– Даже не думай утруждаться, живи как все люди. У вас с Владом дети! – выскочила из брючины праздничная рубашка, с подтеками облитыми на себя.
«Может быть я не как все», – отметила про себя Маруся, сощурив устало опустошенные глаза. – Предлагаю тебе, Денис, закрыть эту тему, – попросила она чутким окрасом, завидя его блестяще-пьяные глаза, обходя разговор ненужный, который она нисколько не заинтересована продолжать.
– Мое дело огородить тебя! – твердо-связанно пробубнил брат, кособочившись телом, шатко держась на ногах. Красивый мужчина, с морально стойким характером, непристойно разнуздался от спиртного.
– Огородил, можешь даже пряник взять с полки. Я ушла спать! – притупились рассерженно ее глаза.
– Ой – ой – ой, – не дерзи мне, – скрипнул Денис пьяным голосом, наполняя фужер наливкой.
После назиданий брата, ей не хотелось оставаться в его хате. Подняв своих сонных детей, она добралась по расчищенной от снега тропинке к себе в горницу, где тут же все залегли на свои кровати, дозревать новогодние сны.
Счастливая зима засыпала землю, заметая и дороги. Восходящие солнечные лучи заиграли, прокладывая себе ровные лучинки по белоснежному полотну, ослепляя сказочных снеговиков.
Пушистый снег падал и кружил весь январь и февраль. Дворы расчищались лопатами, набрасывая белоснежные сугробы. Влад соорудил горку, и дети весело скатывались с нее, раз по пятьдесят, не меньше. И на какое-то время у мужа наступило затишье. Он исправно ездил работать, отдавая Марусе большую часть своего заработка и не доставал ее ревностью, пока не настала весна…
Стоило только один раз забыться Марусе про телефон, выпустить его из виду, отдать поиграться Яне, как с работы залетал Влад, с дикими, полоумными глазами. Он обнюхивал в доме мельчайший воздух, проходя каждую комнату и сгустив брови, прикрывая веками свои убийственные глаза, косился на Марусю.
– Я знаю, он где-то неподалеку… – истошно произносил он. – Кто он, признавайся? Не надо думать, что я слеп!
– О ком ты? – переспрашивала его Маруся, запечатав эмоции.
– Если пойму, кто он, убью его! Порубаю топором! – стращал он Маруську, с передернутым лицом, выпуская пар.
40