Мирное время

Киргизы в меховых тулупах и треухах не очень страдали от холода. Мы же с Сафдер-Али сильно мерзли. Индус перестал даже рассказывать мне свои басни. Выбиваясь из сил, он тихо ругался какими-то замысловатыми ругательствами и снимал сосульки с усов, бороды и бровей.

С трудом добрались мы до Сасык-Куля. Возле озера стояли две юрты. Здесь мы отогрелись, выспались и поели горячего. На сытый желудок путь показался нестрашным. Утром погода разгулялась, сияло солнце, и мы весело двинулись дальше.

Нам сопутствовала удача. Без особых приключений прошли Аличур. Два дня отдыхали в Мургабе. Стояла прекрасная зимняя погода. Можно было бы отдохнуть и больше, но мы спешили - пурга могла отрезать нам путь.

За Кара-Кулем, высочайшим в мире озером, где лед, как зеркало, отражает гигантские горы, с нами случилось первое несчастье. На небольшом перевале сорвался в пропасть Базай-бай. Он шел позади своего коня и держался за хвост. Никто не заметил, как он сорвался: мы только услышали пронзительный крик и увидели мелькнувшую фигуру. Думать о помощи было нечего. Кто здесь падает вниз - живым не поднимается.

Мы остановились. Конь Базай-бая стоял, тяжело раздувая бока, и храпел. Белый пар шел от нас, не поднимаясь вверх. Ашим-бай долго смотрел вниз, потом сел в снег и завыл. Он бил себя кулаками по голове и выкрикивал проклятия.

Когда киргиз немного успокоился, мы двинулись дальше. Осиротевшего коня привязали к седлу Ашим-бая.

Невдалеке от долины Смерчей мы увидели следы коня. Они шли откуда-то сбоку. Мы двигались по следам, пока не увидели впереди всадника.

Ну и обрадовались же мы! Это был первый встреченный нами человек за много дней пути. Мы подъехали к неизвестному. Лицо его скрывалось под огромным малахаем. На нем было несколько халатов, а сверху - коричневый суконный чекмень, какие носят в Ишкашиме. Он приветствовал нас на языке афганцев - пушту, потом - на ломаном русском. В горах не принято спрашивать, кто ты и откуда. Надо радоваться всякому попутчику. Мы поехали вместе.

Долина Смерчей оправдывала свое название. Пронзительный ветер гнал тучи снега. На ресницы налипал снег и тут же превращался в лед. Глаза открывались с трудом. Конь под Сафдер-Али упал. Изо рта у него пошла пена, а потом кровь. Глаза побелели и остановились. Сафдер-Али прочитал молитву, потом расседлал коня и взвалил свой хурджум на коня Базай-бая.

Ночевать остановились у развалин какой-то каменной стены. Ветер дул со всех сторон. Мы сгребли снег, сделали подобие забора. Терескен, захваченный у Кара-Куля, кончился. Поискали верблюжьего помета - не нашли. Легли спать, не разжигая костра.

Проснулся я от пронзительных воплей Сафдер-Али. Открыв глаза, я сразу увидел, что коней нет. Ашим-бай тоже исчез. Рано утром он забрал всех лошадей и ушел вперед, оставив нам хурджумы, на которых мы спали. Снег еще не успел засыпать следы животных.

Это был большой удар. Впереди оставалось два очень трудных перевала, много дней пути. Пройти эту дорогу пешком - невозможно.

Новый попутчик, назвавшийся Мурадом, совершенно растерялся. Сафдер-Али выл на все ущелье. Да и я, признаюсь, не знал, что делать. Через час другой мы немного успокоились и стали обсуждать наше положение. Идти назад нельзя. Нужно продвигаться вперед, надеясь только на счастье и случай...

Мы пошли вперед. Из всех наших запасов мы взяли наиболее ценное - пищу и спички - и сложили все это в самый маленький хурджум. Каждый нес его по очереди.

Ветер бил нам в лицо, ноги вязли в глубоком снегу. Мы падали, поднимались, проклинали все и снова шли. Остановиться - значило замерзнуть. Мы прошли Долину Смерчей и стали подниматься на перевал Кызыл-Арт...

Костя замолчал.

Он потрогал лежащую на одеяле ногу, выпил воды. Глаза его стали сухими и маленькими. Он снова закурил папиросу, затянулся - курил он только, когда волновался Костя закрыл глаза и задумался.

Перед ним страшным сном вставал переход.

...Ветер рвал полотенце, обернутое вокруг головы, забирался за воротник. Мучительно болели глаза от снега, от ветра.

На вершине Кызыл-Арта, у старого мазара, увешанного разноцветными тряпочками и хвостами яков, путники наткнулись на труп коня, наполовину засыпанного снегом. Это был конь Мурада. Здесь они отдохнули и отдышались от ветра.

Стены старого мазара плохо защищали от холода, но ничего лучшего не было. В мазаре нашлись ветки терескена, верблюжий навоз.

Путники развели маленький костер. В последние часы подъема на перевал Сафдер-Али все что-то шептал - говорил сам с собой, а теперь он сидел, прижавшись к стене, и громко выкрикивал непонятные слова. Увидев огонь, он встал и начал плясать вокруг костра, размахивая руками. Костя думал, что Сафдер-Али хочет отогреться, но, присмотревшись, увидел странный блеск в его глазах. Костя окликнул его, тот не слышал. Тогда он подошел к костру и схватил Сафдер-Али за плечи. Индус резко повернулся к нему. Костя увидел бессмысленные глаза помешанного. Сафдер-Али вырвался и снова закружился вокруг костра.

- Я живой бог! Я - Ага-хан! - кричал индус. - По Мухамед, Ио Али! Я пир шо-Насыр-и-Хозрова!