Мирное время

- Зачем нет спасения. "Если есть коршун, есть и ружье", - говорят. Есть спасение. Только его не у них искать надо, а здесь у нас.

- У нас? - удивился Ленька. - Что-то не вижу.

- А я вижу. Нам все может испортить только один человек. Надо его убрать. Чтоб к приезду комиссии его здесь не было.

- Ах ты черт! - восхищенно воскликнул Ленька. - Я до этого не додумался.

Камиль скромно улыбнулся.

- Правильно! - продолжал Ленька. - Эй, Зайцева! - крикнул он. В комнату вошла девушка, управделами окружкома.

- Зайцева, где сейчас Гулям-Али?

- Гулям-Али в Навдонаке.

- Хорошо. Можешь идти, Зайцева.

Ленька задумался, потом, что-то решив, обратился к Камилю:

- Мы его вызовем. Немедленно. Собираем бюро и ставим вопрос об исключении.

- А за что, рафик Ленька?

- Ты не беспокойся. За что - найдем. Это уж моя забота. Мы его исключим, и он сейчас же уедет в обком жаловаться.

- А если восстановят?

- Во-первых, если и восстановят, будет уже не опасно: комиссия закончит свою работу и уедет. А, во-вторых, мы ему такое запишем, что его никто не восстановит.

- Правильно! - подхватил Салимов. - "Пока из Ирака привезут лекарство, укушенный змеей умрет". Но где мы возьмем бюро.

- Да ты прав. Нас только два члена бюро: я и Сакиджанов. Остальных вызвать из районов не успеем. Ну, ерунда. Сегодня же кооптируем тебя в состав бюро. Раз. Вызовем из актива несколько человек с правом решающего голоса. Два.

- А это разрешается? - нерешительно спросил Камиль.

- Кто здесь секретарь окружкома? Я, кажется. Мне все разрешается.

Камиль льстиво улыбнулся.

- Тогда все в порядке, рафик Ленька, - сказал он. - Из актива обязательно вызовите Рудого и Сатвалды Авезова. Это свои.

Разговор закончился. Довольный и успокоенный Камиль ушел. Ленька долго просматривал бумаги и делал из них выписки. Затем он распорядился, чтобы немедленно послали за Гулям-Али нарочного. Вечером он вызвал к себе домой каких-то людей, долго разговаривал с ними, тихо читал им бумаги, уговаривал, доказывал.

Гулям-Али приехал в Гарм еще больше почерневший от ветра и солнца. Он похудел за последнее время, глаза его ввалились. Оставив коня у маленького дома почты, он с волнением подошел к окошку и спросил нет ли для него писем. Как-то давно, в минуту особенно острой тоски, расстроенный неудачами, преследовавшими его в нескольких кишлаках, он при свете лучины написал длинное и нескладное письмо Зайнаб в педтехникум - первое в жизни письмо к девушке. Он мало верил в то, что Зайнаб ответит, считал, что она обидится и даже не захочет разговаривать при встрече.

А она ответила. Гуляму выдали измятый серый конверт с большими разбегающимися в стороны буквами - его адресом.

На крылечке почты Гулям с волнением вскрыл конверт и вынул вырванный из тетради в две линейки листок бумаги. Зайнаб передавала привет от своих многочисленных подруг по техникуму, описывала, как они занимаются, какие были вечера, кто выступал на концертах и только в самом конце письма сообщала, что ее подруги скучают без него и ждут с нетерпением, когда он вернется. А также просят писать письма...

Гулям счастливо улыбнулся и, спрятав письмо в карман гимнастерки, пошел в окружком комсомола.

Ленька встретил его необыкновенно любезно.

- А, Гулям-Али! Здорово, дружище! - приветствовал он Гуляма. - Садись, рассказывай, что нового.

- Зачем вызвал? - прямо спросил Гулям-Али.

- Ах, какой горячий! - восхитился Ленька. - Так сразу и выкладывай ему, зачем вызвал. На бюро вызвал. Сегодня вечером бюро будет, тебе непременно надо присутствовать.

- Я не член бюро, - возразил Гулям-Али.

- Твои вопросы будут стоять.

- Какие вопросы?

- Переселенческие... - усмехнулся Ленька.

Это было неожиданно. Гулям-Али удивленно посмотрел на Леньку. Впервые бюро заинтересовалось его работой. Он спросил, в котором часу собирается бюро, и ушел.

В ближайшей чайхане Гулям-Али поел, выпил чаю, завернулся в белый шерстяной халат и заснул тяжелым сном уставшего человека.

А Ленька вызвал из исполкома Камиля, обсудил с ним все подробности предстоящего заседания, написал проект постановления, проверил список вызванных. Затем Ленька пообедал и тоже лег соснуть. Вечером его разбудил Камиль, и они вместе отправились в окружком.

Люди собирались медленно. Гулям-Али пришел одним из первых и молча сел у окна. Он не выспался, болела голова. Пришла молодая красивая девушка, учительница Гаибова. Гулям-Али относился к ней с симпатией и сочувствием. Родом из Ферганской долины, она была чужой в этих краях, но работала смело, не боялась враждебных байских выходок и недвусмысленных намеков. Гулям-Али оживился с ее приходом, сел возле нее и тихо заговорил.

Вошли Рудой, заведующий магазином Узбекторга, и Хмельниченко - с почты.

Было тихо, чувствовалось какое-то напряженнее ожидание.

- Как в театре перед спектаклем, - прошептал Камиль на ухо Леньке.

Тот улыбнулся и кивнул головой.

Он сел за стол, перебрал какие-то бумаги, положил перед собой папку и оглядел присутствующих.

- Ну, что ж, начнем, пожалуй. Зайцева, садись поближе, пиши протокол.

- Опять я! Надоело до чего... - проворчала Зайцева и села к столу.