Читаем Мирное время полностью

Наверное, если бы не успокоительное и обезболивающее, Йеннер было бы за себя стыдно. Но пока весь разговор – Боргес рядом с восстанавливающей камерой, повтор рекламы, механические жуки по всему телу – казался ей сном. Идиотским и ненастоящим. А во сне могло случиться все, что угодно.

Боргес улыбнулся снова:

– Вы не знаете, как зовут вашу большую любовь, девочка моя? Не удивительно, что у вас проблемы в личной жизни.

«Нежнейшая смесь синтетических сладостей, орехов и сухого варенья».

Йеннер хотелось попросить, чтобы Боргес выключил рекламу, но она не стала. Боргес всегда был внимателен к деталям. Он бы не включил виртуальный экран просто так.

– У Фелиз был доступ к системе безопасности, – сказала Йеннер. – Пять боевых беспилотников. Военные бомбы. Кто-то за ней стоял.

– Не совсем, – Боргес не удивился тому, что она сменила тему. – Красавица Фелиз связалась с неприятной компанией из Федерации. Но они, разумеется, не стали бы финансировать ее тет-а-тет с вами. Ее это не устраивало, и она сбежала, прихватив кое-что из их арсенала. В общем-то, нужно сказать ей спасибо. Если бы не ее выходка, мы бы никогда не узнали, кто из Федерации собирает всех, кто ненавидит новый ламианский порядок. Красавица Фелиз жила как пизда, но умерла героиней.

– Я не стану о ней плакать, – ответила Йеннер.

– Никто не станет, но можно было бы присудить ей награду посмертно.

– Вы готовы присуждать награды за что угодно, – Йеннер устало прикрыла глаза. Сонливость накатывала волнами, отступая и подступая снова.

– Например, вам за проявленное мужество. И спасение жизни всему персоналу станции. Признаю, вы очень вовремя объявили карантин.

– Вы же не всерьез насчет награды?

– Разумеется, нет.

Боргес улыбнулся, и наконец-то выключил рекламу.

«Ералаш – это ...»

Запись застыла.

– Удивительная вещь, правда?

– Смесь из сухого варенья и сладостей? Вкус настоящего? – Йеннер устало усмехнулась. – Звучит не очень. Зачем?

– Решил напомнить вам о нормальности. Мы с вами, четыре-шестнадцать, изувечены. Мы слишком привыкли к убийствам, к насилию. Нам кажется, что это настоящее. Ведь оно такое яркое, такое опасное. Да, на войне полно острых ощущений, никакой экстрим не сравнится.

– Зачем вы мне это говорите?

– Я говорю вам это, девочка моя, потому что война сама по себе не имеет смысла. Мы воевали не просто так. Красавица Фелиз никак не могла этого понять, и это непонимание в конечном итоге ее убило. Все убийства, все зверства, все потери были ради настоящего. Мирная жизнь вообще именно такая – бессмысленная, нелогичная, мелочная как этот идиотский «Ералаш». Но без нее все не имеет смысла.

Йеннер молчала.

– Вы спросили меня, получится ли совмещать – себя и симбионт, жажду насилия и контроля и желание защитить. Но ведь совмещать вам нужно не это. Вы все никак не можете совместить в себе военное время и мирное. Карателя четыре-шестнадцать и Рену Йеннер. В вас, девочка моя, пока нет мира между ними. А без мира – дурацкого, мелочного, «ералашного» и совсем не такого героического, как мечтается на фронте – ни одна война не заканчивается победой.

«Вы думаете, я смогу? Думаете, это вообще возможно для таких как мы?» – хотелось спросить ей, но голос наверняка бы дрогнул, и не хотелось показывать слабость перед Боргесом.

И он уже отвечал ей на этот вопрос.

– Кстати, – Боргес поднялся, демонстративно стряхнул несуществующую пылинку с рукава, – поздравляю с хорошим синхроном. Семьдесят пять, если не ошибаюсь? Очень неплохой результат, учитывая, что было совсем недавно.

***

Появление Фелиз и разговор с Боргесом заставили Йеннер на многие вещи посмотреть иначе.

Понять, что, возможно, она действительно все это время жила как будто на войне. Боялась симбионта и себя. Ждала срыва.

Теперь синхрон восстанавливался, день за днем.

Йеннер действительно ничего для этого не делала. Просто наконец-то действительно научилась думать «мы» о себе и симбионте.

Им хотелось увидеть Вернера, разумеется, хотелось. Но Йеннер ждала, пока он придет сам. Понятия не имела, насколько тяжело ему дались события, связанные с Фелиз, и не хотела его торопить.

Ей и без того было чем заняться.

Боргес прислал своего специалиста по виртуальным системам, и тот помог вернуть контроль над новой системой безопасности и усилить ее защиту. Часть модулей пришлось уничтожить или переместить.

Йеннер действительно прислали благодарность от Королевской Семьи за «поимку и уничтожение опасной преступницы» Фелиз Манн.

Ремонтная бригада восстановила платформу в двадцать втором блоке, и можно сказать, все на RG-18 постепенно возвращалось на круги своя.

Несколько раз звонил Боргес – правительство Ламии вплотную занялось теми, у кого Фелиз достала оружие.

Вернер пришел через неделю.

Он пришел вечером, Йеннер сидела в своем жилом блоке, уныло ковыряла «Ералаш» вилкой – она купила его, прельстившись рекламой, но «вкус настоящего» оказался редкостной гадостью, а потом от двери раздался гостевой сигнал.

Йеннер встала, пошла открывать.

Вернер стоял в дверях, сунув руки в карманы брюк. Радужка восстановленного глаза казалась слишком светлой, почти белесой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза