Мировая революция. Воспоминания

В философии я стремился к научной философии, к научной точности, к конкретности и реализму; я боялся слишком школьной философии, этого пережитка и продолжения средневековой схоластики. Особенно мало меня привлекала и удовлетворяла метафизика. Философия для меня была главным образом этикой, социологией и политикой; по-ученому нужно было бы сказать, что я являюсь активистом, быть может, и волюнтаристом – всегда я был деятелем и работником. Я никогда не признавал расхождения между теорией и практикой, т. е. между правильной теорией и правильной практикой; я противился всегда одностороннему интеллектуализму, а также практике без мысли. Платон был моим первым и главным политическим учителем; после Платона Вико, Руссо, Конт, Маркс и др. Первый мой более обширный труд «Самоубийство» дает in nuce философию истории и анализ современной эпохи; здесь я впервые выдвинул важность и необходимость религии для современного человека и общества. Свою метафизику я переживал в искусстве и главным образом в поэзии; поэзия мне также помогала в политике, конечно, поэзия реалистическая. В течение всей своей жизни я был, правда, читателем философских и научных трудов, но одновременно и беллетристики и литературной критики. Я сознательно развивал образность, но от фантастичности я спасался благодаря науке и ее точности. В науке всегда идет дело о нахождении правильного метода; я стремился к критицизму в противовес поверхностности, налегал на точный, безжалостный анализ также в социальной и исторической областях. Но анализ для меня был не целью, но лишь средством; с самого начала синтез и организация характеризовали мое стремление. Доказательством этого могут быть все мои произведения.

Я совершенно не жалею о своих выступлениях против Краледворской и Зеленогорской рукописей, как и обо всей своей деятельности как критика, хотя в воспоминаниях мне иногда бывают неприятны ошибки, которые я сделал.

Мои противники под предлогом, что отечество и национальное сознание находятся в опасности, жаловались на мой рационализм, хотя я был принципиально против одностороннего рационализма, забывающего о чувстве и воле и их психологическом и этическом значении. Конечно, я не признавал каждое чувство. До чего дошло тогдашнее Пошехонье, видно из того, что я должен был доказывать перед судом, что мой труд о самоубийстве не проповедует самоубийства! И т. д.

В политике я наблюдал и изучал людей так, как критиковал и изучал характеры в современной поэзии, в романе. Для политической организации необходимо знать людей, выбирать их и давать им задания. Скоро я усвоил себе такое прямо монографическое наблюдение людей, с которыми я встречался и которые стояли на первом плане общественной жизни. Я собирал всевозможные факты о своих друзьях и противниках; отыскивал биографические и иные сведения обо всех политически деятельных людях. Прежде чем я вошел в сношения с политиками и государственными деятелями, я прочел их труды или речи и ознакомился с ними всевозможным образом. Эта особенность проявлялась у меня с самого детства; около четырнадцати лет, когда я должен был стать учителем, мне в руки попалась физиогномика Лафатера; я читал ее с огромным интересом, понимая ее значение для учителя. От этого у меня, по всей вероятности, осталось постоянное изучение людей. И себя!

Скоро после переезда в Прагу я начал принимать участие в политике и пришел в сношение со всеми нашими руководителями. Первоначальная депутатская деятельность в парламенте и в Сейме (1891–1893) мне нравилась, но не удовлетворяла меня; меня душила партийность, партийная узость, церковность малых партий и партиек. Главным же образом я чувствовал необходимость достичь большего политического образования и найти сотрудников; я еще не был зрелым. Для меня была важна не только политика в парламенте, но политика в более широком смысле: политика культурная, политика, как я говорил, неполитическая и, конечно, публицистика. Поэтому после первого пребывания в парламенте я погрузился в изучение нашего возрождения, в изучение Добровского, Коллара, Палацкого, Гавличка и современников. Я искал поучения для дальнейшего развития нашего народа, поучения относительно наших целей и нашей главной работы в дальнейшем.