Море, море! Мозг и нервы отдыхают. Море, только море и небо, ночью и днем; шум машины и ворчание винта не мешает. За время пребывания за границей я отвык от регулярного сна; не думаю, чтобы за все это время я спал как следует пять ночей; мозг все время в деятельности, как заведенные часы, он взвешивал, сравнивал, считал, отгадывал, что может принести завтрашний день на полях сражения, в министерствах различных государств – это было постоянное измерение расстояния и уклонения от нашей цели. Море успокаивало нервы; успокаивал и осмотр корабля; как всегда, я осмотрел и «Карманию» и дал офицерам возможность объяснить, в чем пошло вперед мореплавание. Я вспоминал о своей первой поездке (в 1878 г.) из Франции в Америку и тогдашнее довольно несовершенное судно. Тогда я ехал в Америку как неизвестный человек, без положения, но полный надежд и готовности к работе; теперь я возвращался как президент, также питая надежду, что мне удастся и дальнейшая работа.
После того, как я был выбран в президенты, еще в Америке, а потом в Англии и дома много, очень много людей ставили мне стереотипный вопрос, как я себя чувствую в роли президента после того, как добился нашей независимости. Само собой разумеется, что я должен быть абсолютно счастлив. В Праге меня посетил знакомый писатель из Германии лишь для того, чтобы увидеть собственными глазами действительно счастливого человека. Счастливого?
Как президент я думал лишь о продолжении работы и об ответственности, которая останется после войны всем, кто будет политически мыслить и работать. Счастливым, более счастливым, чем раньше, я себя не чувствовал; мне, однако, доставляло удовольствие сознание внутренней связи, если хотите – логики, продолжительной жизненной деятельности: от ревизии личной жизни и своей заграничной деятельности я перескакивал к ревизии мировой войны и политического развития Европы от 1848 г., года моего собственного рождения, и искал в массе подробностей красную нить законного развития.
Итак, мы будем свободны, у нас есть независимая республика! Сказка, – я снова и снова повторял это, иногда бессознательно, иногда нарочно громко: мы действительно сво-бод-ны, у нас наша рес-публика!
Мне не хотелось говорить – целыми днями я ходил по палубе, глаза блуждали по морю, а в голове стучали эти новые задачи, ожидания мирных переговоров и их постановлений, одна забота больше другой! А одновременно с планами на будущее я приводил в порядок главные события четырех лет войны и просматривал свою личную освободительную работу.
В этом вихре мыслей мне становилось ясным лишь одно: при всей науке и философии, при всей разумности и мудрости, при всей осторожности и дальнозоркости – ход жизни отдельного человека и народа складываются до известной степени иначе, чем хотим, желаем и делаем; и все же в этом ходе есть логика, которую мы открываем ex post. Планы и все усилия действующих политических вождей, тех, кто делает историю, представляется как vaticinatio ex eventu.