Проф. Геррон понял и оценил значение наших легионов; американский социолог не только видел то, как отдельные государства признавали наш Национальный совет и принимали постепенно нашу антиавстрийскую программу, но и убедился, что наше освободительное движение серьезно, и на основании этого определял значение и задачу нашего народа для реконструкции Европы, особенно Европы Восточной. Проф. Геррон увидел искусственность и невозможность существования Австро-Венгрии; он совершенно верно увидел в том, что Ламмаш, Герц и др. передавали ему для Вильсона, специфическую габсбургскую неискренность. Карл и его агенты хотели использовать Америку и Вильсона для своих целей.
Ламмаш (в начале февраля 1918 г.) изображал Геррону Карла как противника прусского и венгерского господства и просил, чтобы президент Вильсон обратил внимание на речь Чернина от 24 января и высказал радость по поводу того, что Австрия готова мириться; после этого император должен был написать папе письмо, которое бы и опубликовал; в этом письме император обещал бы принципиально автономию всем народам. Проф. Геррону эти обходные действия не понравились, и он потребовал, чтобы император выступил сам и честно решился бы изменить форму правления своей империи; лишь при этом условии президент и вся Америка приняли бы и поддерживали бы такой план.
Задняя мысль всего этого предприятия видна на первый взгляд; не народам, а папе хотел император пообещать автономию, да еще при этом лишь в принципе. Главная забота заключалась в сохранении престижа: Вильсон должен был начать, исходя из речи Чернина, о которой, по словам Ламмаша, сам император полагал, что она недостаточно выражает его взгляды, хотя и была произнесена по желанию самого императора. Эти заботы о престиже проявились снова в письме императора к президенту от 17 февраля с просьбой прислать особого посла от президента; эта просьба произвела на президента дурное впечатление, как видно из отрицательного ответа (5 марта). Поэтому, когда Ламмаш уже 14 октября обещал переустройство Австрии в федеративное государство, на это не обратили внимания ни Геррон, ни Вильсон.
Более подробную программу подал проф. Геррону в сентябре д-р Герц. В ней обещано, что Австрия освободится от Германии и будет демократической; Австро-Венгрия претворится в конфедерацию самостоятельных государств. Герц не говорит ясно, как были бы государственно организованы чехи, поляки и югославяне наряду с немцами и мадьярами; чехи были бы без словаков, Словакию бы чехи получили позднее «само собой». Польша была бы присоединена к Австрии личной унией; читай: русская Польша и польская Галиция. Познань, конечно, осталась бы при Германии. Трансильвания получила бы автономию. Италия бы получила Триентскую область (по плебисциту); Триест стал бы вольным городом, но в экономической связи с Австро-Венгрией. Малороссийская часть Галиции досталась бы Украине, наконец, Сербия бы могла присоединиться «при известных условиях» по собственному желанию к австро-венгерскому-югославянскому государству.
Таким образом, еще в конце сентября Вена мечтала о своем увеличении, а Герц наивно полагал, что эта Великая Австрия была бы демократичной и антигерманской! Читаешь прямо как фарс, когда Герц говорит о свободном присоединении Сербии к новому югославянскому государству и при этом утверждает, что «давление не может быть допущено ни при каких условиях». Однако я признаю, что Герц привел в защиту Австрии все, что было по-австрийски возможно.
На словах Вена и Будапешт соглашались с тезисами Вильсона, но в действительности хотели свое господство над нами и остальными народами не только продолжать, но еще и усилить. Проф. Геррон оценил весьма хорошо ту автономию, которую Австрия обещала народам. При всех важнейших случаях проф. Геррон сообщал президенту Вильсону эти свои взгляды, не скрывая убеждения, что Америка с Австрией не должна вступать в соглашение. И на это проф. Геррон указывал нам позже, когда Лансинг от имени президента и правительства передал нам официально признание нашего Национального совета и его программы.
После мирного предложения Австрии 14 сентября, на которое Клемансо так резко ответил, проф. Геррон послал в Вашингтон ноту, которая по решительности и строгости ничуть не отличалась от приговора Клемансо; в тот же день Вашингтон дал уже приведенный лаконический ответ. В том же духе составлен и последний ответ президента Вильсона Австро-Венгрии.
Президент Вильсон не был проф. Герроном или мною настроен против Австро-Венгрии: американская демократическая программа президента-мыслителя привела его к тому, что он стал не только против прусского немечества, но и немецкого габсбургства. Война была не только вопросом мощи, военной организации и политики, но и моральным вопросом. Конечно, в Вене такой политики не понимали и с ней не считались. Американская демократия, вообще демократия погребла Австро-Венгрию и Габсбургов.