Мировая революция. Воспоминания

Некоторые люди требуют во имя движения вперед, чтобы мы не касались религиозного вопроса, так как мы, по их мнению, не можем вернуться к Средним векам; это весьма неясная и не передовая точка зрения. Религиозный вопрос нигде не означает теперь простое принятие старых религиозных форм; религиозный кризис есть и в католичестве, и в протестантстве: перекинуть мост через пропасть габсбургской антиреформации и соединиться с нашей национальной реформацией означает продолжать дело в ее же направлении в зависимости от духовных потребностей нашей эпохи. Говорят, что современный чех не верит, как Гус, и что Гус был ближе к Риму, чем к нам; правда, этот современный чешский человек не верит в то и так, как верил Гус, но разве он верит, как Рим? Да, мы не верим, как Гус, но для нас Гус и его последователи являются образцом нравственной решимости, твердости и религиозной искренности. Гус начал борьбу против светскости церкви, и народ пошел за ним; его борьба за высшую нравственность и религиозность, закрепленная жертвой, была направлена против нравственного упадка церкви, духовенства и папства. Жижка сумел борьбу Гуса за жизненные принципы дополнить вооруженной обороной, когда Рим во имя креста объявил поход Европы против нашего народа. Хельчицкий увидел, что борьба против тогдашнего светского господства священников ведет последовательно к борьбе против государства, опирающегося на церковь, против церковного и, одновременно, политического насилия, и начал, с истинно жижковской энергией, вести борьбу гуманности с насилием. Хельчицкий преувеличивал, но из-за этого его великая идея не теряет силы. Коменский, последний епископ Чешской братской едноты, уяснил нам, что глубокая религиозная и моральная реформа не может быть без просвещения и образования и без тщательного воспитания. Гус и Жижка являются для нас доказательством, что жизнь без правды и убеждения, руководящего целой жизнью, бесценна; Хельчицкий и Братья учат, что жизнь, основанная на насилии, церковном и государственном насилии, скверна; Коменский нам указал путь к ясности всеобъемлющей мудрости и человечности: мы должны продолжать действовать в духе этих национальных учителей и передавать свет будущим поколениям… λαμπάδα περιδιδντες.

Гус – Жижка – Хельчицкий – Коменский: какое имя может противопоставить габсбургская антиреформация этим именам, дорогим целому народу и признанным не только нашим, но и всеми остальными народами? Против великой идеи стоит лишь одно насилие.

Наша реформация была революцией против теократии ради демократии. Отношение религии и политики к реальной жизни я вообще понимаю по слову – ищите царствие Божие и его справедливость, а все остальное приложится вам; человек и народ, имеющие религиозное убеждение, народ, обладающий твердой волей осуществить свои идеалы, всегда добьется своего. В этом заключается мой жизненный опыт, это поучение я вывел из истории, как нашего, так и всех остальных народов.

То, что реформация как первый опыт не была без ошибок, не является еще доказательством, направленным против принципов и основ этого нашего национального стремления; раздумывая о 28 октября, пришел к заключению, что мнение, будто наша реформация, потому что была преодолена насилием, была совершенно неправильна и что в ней проявилась наша политическая пассивность и негосударственность.

Разрешение всеобщего религиозного кризиса является обязанностью нас всех наших мыслителей и нашей церкви; что касается государства, то наша республика должна обеспечить всем гражданам абсолютную свободу совести, дабы они могли свободно и сообразно с личными убеждениями разрешить эти противоречия; кроме того, в отличие от Австрии, республика должна провести отделение церкви от государства и все реформы, связанные с отделением, главным же образом школьные реформы.

Дабы этот процесс прошел без, так называемого культурного боя, я решил еще во время войны, что наша республика учредит сейчас же свое представительство у Ватикана. Я сделал об этом доклад и указал как на пример отделения государства от церкви, на Америку; я указал, что при помощи Штефаника мы поддерживали сношения с Ватиканом. Я предвидел, что после войны религиозный и церковный вопрос станет всюду, а особенно у нас, злободневным.

Благодаря отделению государства от церкви церковь и ее вероисповедания должны стать независимыми от государства, а государство – независимым от церкви. Религия должна стать вопросом свободного убеждения. При австрийском режиме церковь полагалась на полицейскую силу государства, официальная религия была обязательна для чиновников и т. д.; от этого страдала церковь, которая полагалась больше на полицию, чем на свое учение и религиозную жизнь. Подобным же образом страдает и государство, полагаясь на церковь, а не на себя и не на свои качества. Лозунг «освободиться от Австрии» в первую очередь означает отделение государства и церкви.