Мировой кризис

— Я пойду, — сжав зубы, процедил Львов. — Законы войны! Я один тут в форме офицера!

— Идите, все обойдется, — подбодрил граф. — Не спускайтесь вниз. Пока не убрано белое полотнище они и мы стрелять не вправе. Вы командуете, поручик, вам и говорить.

Львов вышел на гребень вала. Чуть поклонился. Австрияк ответил тем же.

— Обер-лейтенант кавалерии Генрих фон Баттен, к вашим услугам.

— Поручик Дмитрий Львов, — переговоры шли на немецком.

— Господин поручик, командиром второго эскадрона тринадцатого драгунского полка майором Людеке я уполномочен предложить вам почетную сдачу. Город Каменец-Подольский ночью взят нашими войсками.[7] Пути к отступлению отрезаны. Вам и вашим солдатам гарантируется обращение по уложениям конвенции о военнопленных, офицерам будет оставлено личное оружие.

— Герр обер-лейтенант, я нахожусь на полевом выходе и ничего не слышал про объявление войны между нашими: державами. Таким образом я считаю вас стороной напавшей и буду сопротивляться до последнего вместе со своими подчиненными. Простите, если я вас задержал. Это решение окончательно.

— Как вам будет угодно, — откозырял австрияк. — Я посчитаю за честь сразиться с таким уверенным и чтящим присягу противником.

Глава девятая СЕМЬЯ

Подольская губерния — Санкт-Петербург Август 1914 года

— Никого нет, — ошеломленно сказал Прохор Ильич, быстро обследовав палатки. — А стреляли долго… Спрятались?

— Спрятаться можно только в раскопе или блиндаже у берега, — ответил Тимоти. — Машина на месте, я ее видел. Что будем делать? Положение-то хуже не придумаешь! Ойген, есть соображения?

— Нет.

Бравая троица возложенную на нее миссию не выполнила. Лошадей и пролетки добыть не удалось, сами чудом не попались в лапы австрийцев, едва ноги унесли.

Против ожиданий в помещичьем доме господина Садофьева-Лозинского горели окна, на дворе усадьбы наблюдалось бурное оживление, граничащее с паникой. Суматошно бегала прислуга, запрягали коляски и грузили на них вещи. Мадам Садофьева, дама под стать супругу полнокровная и тучная, рыдала в голос на крыльце, закрыв лицо ладонями. Сам барин распоряжался, отдавая противоречивые команды и тем привнося в происходящее еще больший хаос.

Прохор оторопело уставился на девок, волокущих к экипажу огромную перину.

— Господин Са… — начал было мсье Вершков, но помещик замахал руками, уподобляясь раскормленному гусю:

— Не время, судари мои, не время! Видите, что делается? Я сам служил когда-то, понимаю-с! Пушки бьют! Война!

— Нам хотелось бы попросить…

— И думать забудьте, у меня семья, дочери! Надо уезжать!

— Куда?

— В город! Под защиту крепости! В гарнизон! — Ума решилтсь? — грубо сказал Прохор, подавляя острое желание встряхнуть толстяка за манишку. — Какой, к ядреной матери, город? В той стороне артиллерия и стреляет! Погибнете! Вам надо в Ушицу, оттуда в Винницу! Прочь от границы! И налегке! Да скажите вы своим дурищам перины бросить!

— Марыська, бросай перину! Александра Львовна, душенька, ну не плачьте! Поехали скорее! Семен! Аглаю с Лизанькой приведи, время теряем! Да шевелитесь же!

Больше ничего путного от впадающего в истерику и до полусмерти напуганного помещика добиться не удалось. После отбытия маленького каравана, и впрямь направившегося к тракту на Ушицу (хоть одного разумного совета послушались!), в усадьбе остался только бесполезный рабочий мерин, двуколка в каретном сарае и престарелый кузнец, оставленный присматривать за домом.

— Ну дела, — помотал головой Вершков. — Только пыль столбом на дороге, прям блудницу вавилонскую на звере увидели… Чего перепугались? Австрияки чай не азиаты какие, мирное население резать не будут. Тут вам Европа, цивилизация…

— Давайте возьмем мерина, — предложил Ойген. — На него погрузим вещи, а сами постараемся уместиться в автомобиле.

— Нас восемь человек, — напомнил Тимоти. — Друг у друга на головах сидеть? В деревне есть телеги, купим у крестьян…

— А ну молчите! — вдруг цыкнул Прохор и увлек компаньонов в тень между барским домом и пристроенным к нему флигелем. — Тихо, ни слова больше… Всадники!

Спустя минуту на обширную площадку перед фасадом дома с клумбами и гипсовыми вазончиками рысью влетели десяток кавалеристов — при саблях, с карабинами за спиной. Осмотрелись, обменялись несколькими резкими фразами на немецком и вновь канули в ночную тьму. Кажется, поскакали к реке.

— Не наши, — мрачно сказал Прохор. — Возвращаемся, только как можно осторожнее! Сейчас бегом к распадку, там начинается большой овраг, никто не заметит…

— Туман на берегу — наш союзник, — подтвердил Тимоти. — Мистер Вершков, это были австрийские военные? Раз так, мы оказались на территории, занятой армией Австро-Венгрии?

— Не обязательно, — вмешался Ойген. — Разведывательный рейд, малыми силами… Настоящая лавина хлынет завтра-послезавтра.

— А нам-то что? Война войной, но мы люди гражданские. Проверят документы, отпустят.

— Американцев может, и отпустят, а вот графа и мсье Вершкова могут интернировать. Если Австрия объявила войну России, конечно…