Мировой Ворон

Нанон все так же глядел на ноздрю, пытаясь осознать ее чудовищные размеры. Если бы он смог отдалиться от существа и посмотреть на выражение его морды, ему почему–то казалось, он увидел бы на нем досаду — будто у Гиганта что–то зудело, а он не мог даже почесаться, или грусть, потому что он не может дотянуться туда, куда хочет. Нанон сочувствовал существу, хоть и сам не знал почему. У него просто возникло такое ощущение, неожиданное и странное, будто он разделяет чувства Гиганта. Великого Огненного Гиганта, Джаа.

— Не грусти, друг мой, — прошептал Нанон. — Ты еще не потерял свою силу. Такое могущественное древнее существо не должно грустить. Твоя тень все еще жива.

Он чувствовал Далиана: тот питался крохами силы Гиганта, скорее всего, чтобы поддерживать свое существование, пока ищет избранника своего бога. Но это совершенно точно был Далиан. Вопреки впечатлению, сложившемуся у Нанона, когда он посещал его в последний раз в клетке подземной темницы Ро Вейра, путь Охотника на Воров еще не завершился. Бог, которому он поклонялся, заметил его служение, его великую веру и благочестие и захотел сохранить их. В свое время тень Далиана ждут великие деяния. И даже когда рухнет мир, Далиан Охотник на Воров по–прежнему продолжит биться, пока для него еще будут существовать битвы. И на опустевшем поле боя, среди погибших и умирающих, Далиан станет бороться за надежду для своего народа и своего бога до самого конца.

— Как же я рад снова встретиться с тобой, каресианец! Хотя мы не сможем с тобой говорить, знай — я всегда буду твоим другом.

— Нам пора, — сказал Корвус. — Если великий Огненный Гигант заметит нас, наша судьба будет в его руках.

— Мне не хотелось бы показаться невежливым, — ответил Нанон и почувствовал, что на глаза набегают слезы. — Если бы мы только подошли ближе, воочию увидели великолепие огненных чертогов! Я бы с радостью удалился в вечность, зная, какая величественная картина запечатлена в моей памяти.

Он убрал свое восприятие, оставив внушающую благоговейный ужас частицу Джаа размышлять о грядущих битвах. Нанон знал, Далиан находится в мире с самим собой, и это знание дало доккальфару силы и, возможно, даже причину, чтобы продолжать сражаться. Если уж каресианца не смогла остановить смерть, то разве может Нанон позволить себе сдаться всего лишь из–за встречи с джекканом и потери собратьев из Фелла?

Глава шестая Фэллон Серый в городе Ро Канарн

Между владениями Отряда Призраков и герцогством Канарн не проходило четкой границы. Вокруг простиралась все та же трава, дул тот же ветер, а армия Красных рыцарей все так же медленно ползла вперед. На равнинах не за что было зацепиться взгляду, и ни одна деталь не нарушала однообразия зеленых просторов.

Фэллон снова чувствовал себя Красным рыцарем посреди вихря лошадей, палаток и лагерных костров. И только присутствие Владимира Коркосона и Аль–Хасима не давало ему раствориться в массе собратьев. Чужаков удивляла и забавляла организация и ритуалы Красных рыцарей, а едкие шутки, обычно сопровождавшие их совместные возлияния, заставляли Фэллона смеяться даже вопреки его желанию.

Путешествие от Южного Стража до Ро Канарна оказалось мучительно долгим. Армия двигалась со скоростью своих самых медленных частей, а обозы с припасами больше походили на таверны на колесах: их было тяжело и сдвигать с места, и тащить вслед за кавалерией. Фэллон поначалу скакал в авангарде, но, когда его нерешительно попросили стоять в ночном дозоре вместе с остальными, переместился к основной части армии. Как водится, среди рыцарей о нем разошлись самые разные слухи, но никто не мог сказать ничего определенного. Его называли Серым Рыцарем и говорили, что он не просто хороший фехтовальщик.

— Разбить лагерь! — разнеслись по шеренгам команды от сержантов, и армия остановилась в пределах видимости города. — Приступить к вечерним обязанностям! Никакого отдыха, пока мы не поднимем частокол и не расставим дозорных!

Раздались недовольные возгласы, и люди с неохотой приступили к своим обязанностям. Красные рыцари могут роптать не хуже любых других солдат. Кажется, будто эта привычка появляется у них с первого дня, когда они надевают доспехи. Они никогда не бунтуют открыто, но между собой постоянно обсуждают начальство и заявляют, что, будь они у власти, они–то уж точно устроили бы все наилучшим образом. Фэллон когда–то был таким же, пока не стал капитаном. Тогда он понял, насколько бессмысленно жаловаться и ныть.

— Я никогда не думал, что однажды стану частью десятитысячной армии Красных рыцарей, — произнес Аль–Хасим, спешиваясь рядом с Фэллоном. — Ну… если только в качестве пленника.

— Бронвин уже устала от тебя? — спросил Фэллон.

Каресианец с усмешкой потянулся, разминая спину.

— Мое обаяние не может соперничать со стенами Канарна. Она же все–таки герцогиня.