Мирра Лот-Бородина. Историк, литератор, философ, богослов

Осенью я отдала К.М. Милорадович[103] (IV к[урс]) <…> свои поэтические и прозаические описания, предназначавшиеся для нашего сборника. Потом я уехала <…>, и теперь хотела бы узнать, ввиду совершающихся событий, что сталось с нашей идеей? Может быть, Вы будете так любезны сообщить мне и Ваше личное мнение о моих стихотворениях и небольшом очерке «из курсовой жизни»? Последний у меня в единственном экземпляре и мне бы не хотелось его потерять. Если дело расстроилось совсем, то не могу ли я получить его обратно?[104]

Месяц спустя Мирра напоминала:

Собиралась быть у Вас сегодня вечером, несмотря на то, что д[окто]р, который лечит меня от неврастении, прописал мне на это время лежачий образ жизни. <…> [Х]отела узнать Ваше мнение о моих работах – поэтич[еских] описаниях и еще: годится ли мой очерк из курсовой жизни для сборника и мое стихотворение в прозе? В случае отрицательного ответа я бы взяла то и другое, ибо иначе затеряется среди бумаг Ваших[105].

Однако ответ юная курсистка так и не получила, о чем сокрушалась в очередном своем сообщении. По всей видимости, упомянутые в этих письмах тексты пропали.

Многие свои ранние поэтические работы Мирра Бородина адресовала сестре Инне:

О да, права ты, дорогая,
И та же вера у сестер:
Пусть в пепел сам себя сжигая,
В ночи страстей горит костер.
Погаснет скоро он средь тленья,
Сгорит до черных углей дна,
Не даст души он утомленья —
Она останется одна.
Для дней любви иное пламя
Нам дано выдано судьбой:
То нашей женской доли знамя —
Его мы видим пред собой.
Очаг рукою ясной Весты
За дверью каждою зажжен.
Он чуть мерцает для невесты,
Он ярко светит для жены.
И мы должны смиренно-гордо,
Все искры очага храня,
Поддерживать рукою твердой
Огонь для завтрашнего дня![106]

Инна тоже писала стихи и некоторые из них посвящала своей сестре. В 1906 г. Мирра поступила в Высшую школу практических исследований парижской Сорбонны, где продолжала изучать историю и литературу. Там же (по «счастливому совету» И.М. Гревса[107]) училась ее сестра Инна, защитившая в 1908 г. написанную под руководством Шарля Бемона[108] диссертацию «Jean de Bretagne comte de Richmond. Sa vie et son activit'e en Angleterre, en 'Ecosse et en France (1266–1334)»[109] («Жан Бретонский, граф Ричмонд. Его жизнь и деятельность в Англии, Шотландии и Франции (1266–1334)») и впоследствии ставшая авторитетной специалисткой по истории англо-русских торговых отношений XVI–XVIII вв., а также источниковедению и архивоведению[110]. Миропия значилась в списке русских студентов (21 чел.), начавших обучение в 1906/07 учебном году, и проживала вместе с Инной в Латинском квартале на бульваре Сен-Мишель, дом 125[111]. Вначале она интересовалась древнегреческой мифологией[112], изучая ее на занятиях Андре Бертло[113] и Жюля Тутена[114]. Однако курс лекций Жозефа Бедье[115], прослушанный в Коллеж де Франс, обратил ее внимание на средневековую французскую литературу. Сохранились сведения о посещаемых «мадемуазель Бородиной» курсах французской филологии Марио Рока[116], проводившего сравнительный анализ древнего и современного французского языка, занятия по латыни и текстам XII в.[117], а также о лекциях по Деяниям Апостолов и раннехристианскому богословию и философии[118] Эжена де Файе[119].

Через год Ж. Бедье познакомил Мирру Бородину со своим ближайшим другом, французским историком-медиевистом Фердинандом Лотом, известным своими исследованиями конца античного мира и начала Средневековья. Согласно дневниковой записи Лота, это знакомство состоялось