Мирра Лот-Бородина. Историк, литератор, философ, богослов

В 1918–1920 гг. переписка академика Бородина и его дочери была прервана на длительное время. Редкие письма («незапечатанные и без политики»[219]) можно было передавать только через французский или датский Красный Крест, однако Лот-Бородина ухитрялась посылать отцу «американской почтой» необходимые вещи: конверты, иглы, пуговицы, мыло, кофе, а прежде всего – лекарства. Она также присылала детские вещи для внучек Анны Владимировны Бородиной[220]: Наташи и Мелитины[221]. А. В. Бородина была тронута и в 1921 г. искренне благодарила Мирру за «самую первую посылку»,

в которую ты вложила столько любви и женской заботливости. Если бы ты могла увидеть, как счастлив был твой милый папа, рассматривая присланные тобою вещи, ты была бы вознаграждена за все твои труды и заботы. <…> Твоя жизнь полна такого живого интереса, и я уверена, что ты страшно много дала своим детям. Как ты поспеваешь еще работать в области литературы и печатать свои работы – для меня положительная загадка[222].

В 1922 г. И. П. Бородин извещал Мирру: «Поехал в Париж Влад. Ив. Вернадский с женой и дочерью читать лекции в Сорбонне; обещал повидать Диди, которого знает по имени, и тебя (он читал недавно в “Русской мысли” твои легенды, кажется)»[223]. В этом же году Париж посетила и сестра Инна, командированная Географическим институтом для изучения постановки географического образования на Западе. Ее приезд заставил Лотов «немного выходить»: сестры посещали спектакли, ходили в гости к друзьям[224]. Инна вспоминала 19 октября 1923 г.: «Ровно год я прожила у Мирры и теперь, по возвращении, это мне кажется каким-то феерическим сном»[225]. В свою очередь, Лот-Бородина написала стихотворение, посвященное «Инне и Диме на память о вместе прожитом лете 1923^го г.»:

Проходят дни… Зелёные дриады
Танцуют в густолиственном лесу,
И мы, истомы сладкой лета рады,
Все кружимся по жизни колесу:
Оно бежит скорей, увы, скорее,
Уносит радости с собою в даль,
Прощальной лаской солнечной их грея —
Но нам минувшего так жаль.
Пускай в сердцах цветы воспоминаний,
Не увядая, на корнях растут,
Пусть шепчут нам из глубины изгнания
«Как хорошо, родные, было тут!»[226]

В 1923 г. Лот-Бородина планировала приехать в Ленинград. Однако, по ее словам,

мое путешествие кануло в Лету, ибо отец и сестра отсоветовали мне «рисковать», не гарантируя свободного возвращения из-за туч на политическом] горизонте. Словом, большевики могли бы, по их мнению, задержать меня (не в виде ли заложника?) в случае новых недоразумений с Францией. Впрочем, и без того я бы не могла покинуть дома, во-первых, потому, что 15 апр[еля] ушла наша прислуга (по болезни) и мы живем с одной f[emme] de m'enage [горничной. – Т. О.] (не M-me Jeanne) и, во-вторых, наша Ir`ene все прихварывает: не может освободиться от упорного кашля после 3-го бронхита с Рождества[227].

Ситуация изменилась несколько позже, когда отец Лот-Бородиной с радостью писал: