Мирские жители

В гармоничном состоянии романтичные мечты героя ― гибкие и легко подстраиваются под все новые меняющиеся качества окружающего мира. Стагнация же приводит к тому, что мечтает герой об одних качествах, а мир предоставляет ему совсем другие возможности, направления. И высокомерный герой не может вынести, что его рисунок романтичности попросту неверен. В результате у него возникает иллюзия, будто мир опеки стал плох, совершенно не такой, как нужно и что будет еще хуже. Стагнирующего героя покидает романтичность, его начинают одолевать самые разные житейские опасения. Ведь именно так герой начнет трактовать различие между собственной аурой-адаптером и фактическим состоянием мироздания, которое все больше расходится с его направлением. Ему кажется, что беда неизбежна ― беда, которая разрушит все, о чем он грезил. И если раньше его романтичные открытия были воспеванием новой гармонии качеств опеки, то теперь, по сути, его стихи выражают жалобу, в которой все больше угрозы: как теперь плохи, упадочны и поверхностны все качества опеки.

Стагнирующий герой первого подвида ― взращивает в своем сердце не просто разбойника, он становится фанатиком. Поэтому и его направление поисков новых оттенков качеств опеки теперь будет соответственным: порочным и высокомерным. Он будет с тоскливой бессмысленной жестокостью любоваться собственной сильной рукой, душащей обидчика. Он будет глубокомысленно и оценивающе смотреть на нож, обагренный кровью и так далее в том же духе.

Герои второго подвида

Глубинные проявленные временные качества опеки. Герои второго подвида собирают житейские выводы! Глубинные связи в объектах опеки, на которых могут быть основаны все остальные внешние факторы и закономерности. Так, сытому ― есть не нужно. А прогуляться по свежему воздуху ― не помешает. Поспать ― по ситуации. Старенькому ― тяжело дается быстрая ходьба. А уж из этого вывода будет следовать весь спектр дальнейших внешних действий героя по отношению к старичку. Гармоничный герой второго подвида ― уживчивый и покладистый, но вместе с тем внимательно оценивающий мир опеки для того, чтобы уяснить наиболее рациональные и многообещающие пути развития качеств опеки. И одновременно ― попытаться изменить события, которые ухудшат эти качества.

Мысли героя второго подвида могут выглядеть приблизительно так: печенье съел. Эх, какой запах пошел! Теперь он запомнит накрепко, что хорошая еда определенного вида ― еще и пахнет неплохо, и будет готов использовать эту закономерность. Штаны порвались. Наверное, слишком резко ткань дернул. Еще одна житейская истина. Дождь пошел, но на душе что-то неспокойно. Ого! Целая лужа около окна натекла. Учтем. Подобный мыслительный процесс придает ауре такого героя отпечаток осторожно-оценивающего размышления, сродни романтизму первого подвида. С той разницей, что у первого подвида речь идет об адаптации к непроявленному, а здесь ― о уже существующих закономерностях событий опеки.

Негативные черты второго подвида, обусловленные стагна­цией основы

Казалось бы: житейские решения, подумаешь! Но стагнация житейских выводов приводит к гораздо худшим последствиям, чем можно было бы предположить. Гордыня высокомерия заставляет этих героев упорно следовать своему пониманию житейских концепций, все больше отрываясь от реальной картины бытия. Разбойник третьего дня вышел из лесу и ограбил купца, который шел в город. Это формирует холодные, источающие бандитское равнодушие выводы: на большой дороге можно грабить кого угодно. А завтра разбойник остановит 10 казаков, с шашками и пищалями. Они ведь по большой дороге едут, значит, их легко ограбить, он же уже решил! И разбойник обречен на поражение. Поэтому отличительная черта стагнирующего основой героя второго подвида ― бесшабашный фатализм. Он исподволь делает то, что разрушит его основу окончательно. Так упрощение основы постепенно перетекает в отречение. Возьмите любые исторические документы, описывающие разбойничьи стаи. Главный стержень отношений внутри – бесшабашность, замешанная на обреченности.

В крайней степени стагнации герой совершает действия, руководствуясь разрушительными житейскими выводами. Пример подобной стагнации ― жестокий феодальный смотритель. Такой смотритель собирает чрезмерные налоги, решив, что денег-то у всех ― излишек. Забирает у бедного запас еды, говоря о том, что до урожая, как он прикинул, осталось не так и много.

Герои третьего подвида