Миртаит из Трапезунда

Я осмотрел свое левое плечо. Огромный синяк никуда не делся. Однако он успел изменить цвет и вместо насыщенно-синего приобрел мутноватый желтовато-серый оттенок. Ссадины и царапины на локтях и коленях заживали быстро и хорошо, уже успев покрыться толстой, слегка грубоватой корочкой.

Слуга дома Никиты Схолария, что сопровождал меня, принес купальные принадлежности и вызвался натереть меня маслом. Я отказался от его услуг и отослал прочь, предпочитая остаться в одиночестве и вымыться самостоятельно.

Начал я с того, что намылил голову какой-то хорошо пенящейся жидкостью с приятным, сильным ароматом пряностей. После этого неспешно натер свое тело и особенно ссадины душистым благовонным маслом.

Оказавшись один в полной тишине, я испытал несказанное облегчение оттого, что вернулся в Трапезунд и наша безумная, полная настоящих опасностей поездка на запад к туркоманам подошла к концу. Мне показалось, что за последние несколько дней я изменился и даже как-то повзрослел. Я стал менее легкомысленным, что ли, и более не рвался участвовать в откровенно рискованных и опасных авантюрах.

Блаженно закрыв глаза, вспомнил об Элени. Осознав, насколько сильно я по ней соскучился, захотел как можно быстрее увидеть девушку, обнять ее и поцеловать.

– Ты что? Уснул? Так недолго и утонуть, – раздался голос Агапита над моим правым ухом.

Резко открыв глаза, я обнаружил, что почти половина моей головы успела погрузиться в воду. Должно быть, мне было до того хорошо, что если бы не Агапит, то через пару мгновений уснул прямо в воде.

Я посмотрел на Агапита. Он распластал свои сильные мускулистые руки вдоль мозаичного бортика бассейна. Его грудь медленно вздымалась и опускалась при каждом глубоком вдохе и выдохе. Сын Никиты Схолария сладостно закатил глаза и, кажется, испытывал состояние полнейшего восторга и блаженства одновременно.

Почувствовав странную неловкость и даже смущение от присутствия Агапита рядом со мной в обнаженном виде, я все-таки попытался расслабиться и вновь закрыл глаза. А вот Агапиту, похоже, не было знакомо чувство стыда или смущения. Сделав в воде несколько гребков, он ловко оказался слева от меня и бесцеремонно взялся за мою травмированную руку.

– Что у тебя с плечом? – указал Агапит на мой колоритный синяк.

– Всего лишь синяк, господин, который я получил, упав с лошади в буковом лесу, – пояснил я. – Рука не сломана и почти не болит.

Не успел я договорить до конца, как Агапит принялся ощупывать и вертеть мою руку почти так же, как он проделывал это с раненой рукой друнгария Леонида на ночном привале пару дней назад. Манипуляции Агапита отдавали ноющей болью в моей руке, но в остальном моя конечность двигалась свободно и легко.

– За тобой нужен глаз да глаз, – криво усмехнулся Агапит. – Рука у тебя не сломана и заживет как раз к началу твоих упражнений с оружием.

– Каких упражнений? – изумленно уставился я на сына Никиты Схолария.

– Самых обыкновенных: с мечом, луком, топором и чем тебе еще захочется, – невозмутимо пояснил мне Агапит. – В следующий раз даже не надейся, что я буду спасать твою задницу. Тебе придется научиться защищать себя самому.

– В какой следующий раз, господин? – все больше удивлялся я словам Агапита, ведь из них следовало, что наше так называемое сотрудничество не ограничится только недавним путешествием к туркоманам.

– Филат, хотя бы сейчас, когда нет посторонних людей, перестань называть меня господином, – наигранно раздраженно проговорил Агапит. – Я, знаешь ли, не настолько стар и чванлив, чтобы непременно требовать от каждого человека из моего окружения подобострастного отношения к моей собственной, несомненно, блистательной личности.

– Да, господ…– осекся я на привычном слове и, решив воспользоваться неожиданно доброжелательным настроем Агапита по отношению ко мне, без стеснения спросил у него: – Кто для тебя господин Лев Кавасит, что встретился нам в Триполи? Ты ведь его из-за чего-то недолюбливаешь?

– Один поганец, – пристально посмотрел мне в глаза сын Никиты Схолария, явно раздумывая, отвечать ему на наглый вопрос или в очередной раз язвительно посмеяться надо мной, – что вечно сует нос не в свои дела.

– И во что же он сунул свой нос в этот раз? – и не думал сдаваться я.

– В то, во что и ты суешь сейчас.

– То есть? – не понял я.

– Не в свое дело, – одернул меня Агапит и, лениво рассекая воду руками, поплыл к противоположенному бортику широкого бассейна, не желая продолжать неугодный ему разговор.

Я решил, что купания мне на сегодня более чем достаточно.

Стоило мне вылезти из бассейна, как ко мне подскочил все тот же вышколенный слуга Никиты Схолария, что прежде привел меня в купальню. Сначала он принялся энергично обтирать меня большим льняным полотном, а после этого помог надеть длинный и мягкий балахон, принесенный вместо моей испорченной одежды.